С лица Лоренса мгновенно слетает улыбка.
– О господи… – произносит он.
Робин становится стыдно. Это же надо – разреветься на пороге дурацкого отеля в присутствии какого-то постороннего англичанина, да еще и на глазах у проходящих мимо женщин: все в платьях подороже годового взноса Робин за ипотеку и отводят взгляд от такого зрелища.
– Простите, – бормочет она, размазывая по щекам слезы и стараясь закрыть ладонями лицо, – простите.
– Вам определенно надо выпить.
Она качает головой и говорит:
– Я в порядке.
– Непохоже, – возражает он. – Собирайтесь, и пойдемте.
– Только не здесь.
– Не здесь? Ладно.
Он переводит ее через дорогу и усаживает напротив отеля на скамейку у отвесной каменной стены. Услужливо помогает сесть, будто старушке с хозяйственной сумкой на колесиках, достает из кармана небольшой пакетик, вытаскивает из него салфетку и протягивает ей.
Она громко сморкается и опять говорит:
– Простите.
– Ну что, могу я угостить вас выпивкой?
– Нет, спасибо.
– Может, хотя бы воды?
– Не надо, я…
Но он уже направился к уличному торговцу, болтающемуся без дела в тени огромного красного зонта у массивного холодильника в стиле 50-х годов.
Робин шмыгает носом, опять сморкается и пытается собраться. Со скамейки, на которой она сидит, открывается живописный вид. Геометрически правильная пристань для яхт; канатная дорога, ползущая среди пальмовых деревьев по склону, как серебристая многоножка; и сине-черное Средиземное море, тянущееся до самого горизонта. Где бы сейчас ни находилась Джемма, Робин надеется, что дочь любуется таким же видом.
Лоренс возвращается с двумя бутылками воды «Эвиан», одну из них протягивает ей и садится.
– Ну что, вам лучше?
Она открывает бутылку, делает глоток, неожиданно понимает, что ее измучила жажда, и одним махом выпивает половину.
– Да, простите, – отвечает она. – Пообщалась тут с одним засранцем.
Лоренс смотрит на пассажиров, выходящих из кабинок фуникулера.
– Здесь таких много.
– Вы, вероятно, с ним сталкивались? – спрашивает Робин. – Некий Герберт?
– Это вы о Бенедикте?
Она кивает.
– Вот оно что, – отвечает он, – он и правда совершенный засранец.
Робин вдруг чувствует, что ее губы растягиваются в улыбке.
– Один бог знает, как ему удалось заполучить эту работенку, – продолжает Лоренс.
– Он учился вместе с герцогом, – говорит она.
– Хм-м… В самом деле? С учетом того, сколько здесь отмывается денег, мог бы уже возвыситься до ранга настоящего дипломата. Хотя он, судя по всему, даже портфель-дипломат открыть бы не смог…
– По крайней мере, мне он помочь не рвался, – произносит она.
– Могу я спросить вас…
– Да, конечно… У меня пропала дочь.
– Как, здесь? Но я с вами никого не…
– Нет-нет, – перебивает она, – еще в Англии. Она убежала из дома. Ну, точнее, ушла, и я уже почти год не могу ее найти.
– А здесь вы ищете, потому что…
– Из-за сообщения, которое она прислала друзьям, – объясняет Робин, – сказала, что едет сюда на вечеринку.
– Понятно, – отвечает Лоренс.
– Герберт, конечно же, так не считает.
– Мысли этого человека весьма ограничены его воинственным снобизмом. Вам известно, где она остановилась?
– Если бы знала, отправилась бы туда, не так ли?
– Ах да, простите. Глупость сказал.
– Как бы то ни было, наше государство мне вряд ли поможет, – горько заключает она.
– Сочувствую вам, – говорит он. – Есть фотография?
– Ох, конечно, – отвечает она, достает листовку и протягивает ему.
