– Подумаю, – наполняя очередную кружку, сказал Емеля. – Подумаю…
Медовуха с пряниками шла замечательно. Когда бражники приступили к зелену вину, на Ивана напала сентиментальность.
– Ох, отец-богатырь, как же ты без меня будешь? – причитал он. – Кого теперь сечь станешь? Ох, мамка! Ох, печка теплая… Я ее, бывало, по всей избе двигал, выбирал, где поуютнее…
– А моя печка сама ездит… – лепетал Емеля. – Это все она… Она удружила…
– Кто она? Печка?
– Какая печка?
Иван поморгал и наполнил кружки заново.
– Она… – продолжал говорить загадками Емеля. – И в Киев она меня отправила. Женись, говорит, на царевне. А я ехать не хотел, ленивый я очень. К тому же и родным помогать надо. Папка старый… ик!.. мамка старый… Как они дрова из леса возить будут?..
Емеля встал и побрел к двери. Иван продолжал пить. Когда Емеля вернулся, будущий богатырь уже заказал новую четверть вина.
– Печку я домой отправил! – падая на стул, сообщил Емеля. – Пускай она мамке дрова возит! Наливай!
От дальнейшего вечера у Ивана сохранились самые смутные воспоминания. Помнилось, что ходили они с Емелей по трактиру и спрашивали у бражников, не печенеги ли они. Но печенегов не нашлось. Потом пили медовуху. Потом опять зелено вино. Иван кричал, что Емеля ему теперь – брат родной, а Несмеяна – золовка ненаглядная. И объяснял, что Емеля непременно будет богатырем. Пили. Требовали у трактирщика закуску, но и пряники и каштаны кончились. Емеля клялся, что для Ивана ему ничего не жалко. И что закусь он враз организует…
Потом опять искали печенегов. И, кажется, одного нашли.
…Солнышко ласково било в глаза Ивану-дураку. Будущий богатырь разлепил очи ясные, проморгался и огляделся. Трактир был пуст. Емеля исчез. Стол был уставлен пустыми четвертями, меж которых валялись огрызки пряников и куча рыбьих костей. Видать, организовал-таки Емеля закуску.
– Ай да мы, – прошептал Иван. – Богатыри, не мы… Трактирщик!
Из-под стойки выполз трактирщик.
– Где печенег? – спросил Иван строго.
– Не было такого, – признался трактирщик.
– А кого ж мы лупили за Русь-матушку?
– Мойшу-портного.
– Да?
Иван погрузился в раздумье. Потом сказал:
– Врешь. Печенег то был… А дружок мой где?
– Ушел с печенегом обновку шить богатырскую, – покорно сказал трактирщик.
«Решился-таки в богатыри», – подумал Иван. Помолчал. Потом взял со стола недогрызенный рыбий хвост и стал им обмахиваться.
– Душно мне… Тяжко… Поправиться бы, а?
– Вмиг! – ожил трактирщик. – Только что завоз был.
Вскоре на столе появилась немудреная богатырская снедь: крынка огуречного рассола, коврига хлеба, пара бананов и спелый ананас. Иван вяло выпил рассол, закусил бананами, потом размазал ананас по ковриге и проглотил.
Полегчало…
– Сколько с меня, добрый человек? – поинтересовался он.
– Рупь с полтиной да два гроша на чай, – сообщил трактирщик.
Иван, не споря, заплатил и, почти не пошатываясь, вышел на конюшню. Оседлал Гнедка и медленно поехал в направлении богатырских казарм. По дороге неторопливо проверял пожитки – не уперли ли ночью чего лихие молодчики. Деньги целы. Булава на месте. Конь… Конь на месте. Грамотка отцовская к Микуле… Грамотка!
Грамотки не было. С минуту Иван-дурак обшаривал карманы, и вдруг шальная мысль забрела ему в голову. Емеля! Он грамотку спер! Предатель! Негодяй! Ах, Емеля, Емеля, браток названый…
