Мы оба обернулись к Богомолову.
«Зато живой, – подумал я. – Зато знаешь, где он, что с ним. Зато не бросал тебя. Черта с два он бедняга, да еще с моей Аней под мышкой!»
Подали жаркое. Мы расселись за столом, застучали приборами. Ужин вышел невероятно вкусным, но я не мог расслабиться, искал исподтишка глазами Богомолова, разглядывал тайком, а он преспокойно влился в дружескую беседу, и никто не заметил, как бесповоротно выпал из нее я.
– Стало быть, вы у нас заядлый карточный игрок, – обратился к Андрею Дугин. Тот резко вскинул голову, снова скривил насмешливо губы.
– Нет.
– Однако же вы ловко обнаружили отсутствие дамы пик.
К всеобщей неожиданности, Богомолов вдруг расхохотался. Я не мог не отметить, что это задело Дугина, и он переменил тему.
– А вы слышали, господа, какую мощную агитацию развернул на прошлой неделе один кандидат на пост мэра города Р.? Целая демонстрация, с плакатами и лозунгами: «Хлеб голодным! Масло голодным! Икорку голодным!»
Друзья загоготали, подмигивая. Эта шутка, без сомнения, имела целью поддеть меня, и только Дугину я позволял так над собой подтрунивать, хотя и от него терпел намеки о своем отце с трудом.
– Что вы имеете в виду? – спросил Богомолов.
– Ах, да ты же у нас из города Б., – всплеснул руками Самвел. – Ты же не знаком с Игорем Платоновичем, великим защитником бедных.
– Робин Гудом наших дней, – добавил начальник склада и метнул в меня острый взгляд.
Он имел несчастье столкнуться с отцом, когда тот продвигал в администрации проект изъятия у предпринимателей земельных участков, оформленных с нарушением кадастровых планов, согласованных с социальной службой города Р. Благодаря Игорю Ржевскому социальная служба, которой он руководил уже шестнадцать лет, занималась в нашем городе любым мыслимым вопросом; Игорь добился того, что ни одно сколько-нибудь значимое решение не могло быть принято без ее одобрения. К концу года администрация сдавала уже восьмой многоквартирный дом, полностью предназначенный под расселение малоимущих и неимущих, и Ржевский коршуном бросался на любого, кто только руку тянул к бюджетным средствам, а уж отобрать, отсудить у какого-нибудь толстосума незаконно присвоенный в смутные времена участок или с нарушениями ведомый бизнес – это вообще было у него разве что не любимым делом: в конце концов, не за этим ли когда-то Игорь учился на юриста?
Его нюх на источники финансирования очередного социального проекта срабатывал безотказно. Сколько раз еще подростком я видел картину: сперва отец сидит за столом в кабинете, рисует и зачеркивает схемы, рукой вцепился в подбородок, брови свел воедино. Потом ходит по дому, мрачный и злой, и почти с ненавистью молчит вслед Ларисе, будто и не замечающей его настроя. Но проходит несколько дней, и он обязательно что-то изобретает, деньги находятся, проект реализован, все накормлены, обуты-одеты и обеспечены крышей над головой. Робин Гуд, что ж. Я, из профессиональной этики и по личным мотивам, не высказывал мнения о деятельности Игоря Платоновича, но одно чувствовал непреложно: мне никогда не приходилось стыдиться идей и целей отца.
– Игорь Платонович? Вы имеете в виду Игоря Ржевского? – переспросил Андрей. – Кто же о нем не слышал! Должен признать, до определенной степени я даже восхищен этой фигурой. Ржевский мне представляется…
Он так внезапно смолк, что наши вилки, ножи и бокалы застыли в воздухе. Ошеломительное по простоте открытие разливалось краской по лицу Богомолова, пока он неотрывно смотрел на меня. «Поручик Ржевский», да-да.
