Уже начали сгущаться сумерки. Деревушка была совсем недалеко от нас, хотя и не видна была из нашего дома и лежала на другом берегу залива, за утёсами. Особенно ободряло меня то, что она находилась в направлении, совсем противоположном тому, откуда явился слепой нищий и куда он, по всей вероятности, и вернулся. Мы недолго были в дороге, хотя временами останавливались и прислушивались, не гонится ли кто за нами, но в лесу не слышно было ничего особенного, кроме тихого журчанья воды и карканья ворон.
Когда мы добрались до деревушки, повсюду в домах уже горели огни, они успокаивали нас своим тёплым светом, напоминали об уюте, простом и незатейливом быте обычных людей, которые знать не знают о пиратах, чёрных метках и страшных слепых нищих, собираются ужинать, молятся и укладывают детей спать. Совсем недавно я тоже был таким же обыкновенным ребёнком. А сейчас бегу вместе с матерью по пустынной дороге и только и надеюсь что на помощь добрых людей. Я никогда не забуду, как приятно и успокоительно подействовали на меня эти жёлтые огоньки, видневшиеся в окнах.
Но этим приятным ощущением дело и ограничилось, так как ни одна душа во всей деревне не согласилась вернуться вместе с нами в гостиницу «Адмирал Бенбоу». Чем больше говорили мы о наших волнениях и беспокойстве, тем сильнее льнули все эти люди – и мужчины, и женщины, и дети – к собственным домам. Имя капитана Флинта, как это ни казалось мне странным, было хорошо известно здесь и вселяло во всех ужас. Некоторые мужчины, работавшие на поле недалеко от «Адмирала Бенбоу», вспомнили, что видели не так давно незнакомых людей на дороге и приняли их за контрабандистов, так как они сейчас же скрылись из виду; кроме того, заметили они и маленькое судно в Логовище Кита, как мы называли это место. Одно упоминание о товарищах капитана пугало их, как мне кажется, до смерти. В конце концов, нашёлся один смельчак, чтобы поехать к доктору Ливси, но никто не согласился помочь нам охранять нашу гостиницу. Говорят, что трусость заразительна, но верно и то, что препятствия придают решимости и мужества. Когда все отказались идти с нами, моя мать обратилась с несколькими словами к толпе. Она объявила, что ни за что не захочет лишить денег своего сына-сироту.
– Если никто из вас не решается на это, то мы с Джимом пойдём одни! – сказала она. – Мы пойдём назад той же дорогой, какой пришли сюда, а вы можете оставаться здесь, хотя теперь я знаю, что мы напрасно проделали свой путь и просили вас о помощи! Вы трусы, и хоть и выглядите сильными мужчинами, душа у вас цыплячья. Мы откроем тот сундук, хотя бы это стоило нам жизни. Мне ничего больше не надо от вас…Миссис Кроссли, вы дадите мне вашу сумку, чтобы положить в неё деньги, которые следуют нам по закону?
Конечно, я сказал, что пойду с матерью, и, конечно, все загалдели и закричали, что это дурацкая храбрость с нашей стороны и что не найдётся желающих идти с нами. Всё, чем они ограничились, – был заряженный пистолет, которым меня снабдили на случай нападения, и обещание иметь наготове осёдланных лошадей, чтобы мы могли умчаться от преследователей на обратном пути. И ещё один паренёк всё же собрался поехать в дом доктора за вооружённым подкреплением.
Сердце колотилось у меня в груди, когда мы возвращались в эту холодную ночь домой, рискуя подвергнуться страшной опасности. На небе стала появляться полная луна, краснея сквозь туман, и это обстоятельство ещё увеличило нашу поспешность: очевидно, вскоре должно было сделаться светло как днём, и если за домом наблюдают, наше возвращение не пройдёт незамеченным. Мы бесшумно пробирались вдоль ограды дома, хотя кругом не видно и не слышно было ничего подозрительного, что могло бы напугать нас ещё сильнее. Наконец, к нашему величайшему облегчению, мы проскользнули в гостиницу.
