– Лер, только устрой там все по высшему разряду! – Игорь рассмеялся, когда увидел, с какой смешной гримасой она ответила. Озорная улыбка растянулась у нее на лице, и он не удержался: – Боже! Лера, когда ты повзрослеешь?
– Давай, Морозов! Встретимся в аэропорту! – с этими словами она послала ему воздушный поцелуй и, словно комета, стремительно покинула кабинет, оставив за собой россыпь флюидов хорошего настроения и предвкушения приключений.
29 января 2018 г., Санк-Петербург.
Давид Абрамович Лифшиц, наслаждаясь нежным теплом зимнего дня, неторопливо продвигался по живописной Университетской набережной к автобусной остановке. В свои 42 года он был настоящим титаном в царстве знаний, всецело посвятив себя Санкт-Петербургскому государственному университету – от момента поступления, через годы учёбы, до настоящего времени, когда стал преподавать энтомологию на биологическом факультете. Высокий, стройный, с заметной жилистостью, он явно был приверженцем регулярных тренировок, что делало его спортивную фигуру особенно контрастной к меланхолической задумчивости, которую отражали его большие, глубокие глаза – полные мудрости и внутренней силы.
Темно-русые волосы, слегка волнистые, рассыпались по лбу, придавая его лицу ауру загадочности. Однако даже этот легкий беспорядок не скрывал интеллигентности, которой была пропитана каждая черта его лица. Взгляд Давида был глубоким и проницательным, заставляющим окружающих ощущать его внутренний мир. Однако, несмотря на привлекательную внешность и материальное благополучие, личная жизнь оставалась пустой. Тень одиночества, которую он пытался скрыть за безупречно выглаженными рубашками и безупречным порядком во всём, казалась почти осязаемой. Они с матерью, Соломеей Давидовной Лившиц, занимали элитную квартиру, оформленную со вкусом, в 106 квадратов на Невском. Давид был поздним единственным ребенком, поэтому мать опекала его, как курица яйцо.
История их семьи окутана романтикой и страданиями. Соломея и ее покойный муж, Абрам Львович, встретились в 1945 году в Освенциме, где, в условиях, подавляющих человеческий дух, зародилась их первая любовь. Им на тот момент было по одиннадцать и тринадцать лет. Он всегда было готов прийти на помощь, спася ее не раз во время тех ужасных дней, проведенных в лагере. После освобождения жизнь наполнилась счастьем, они не расставались ни на шаг. Продолжая обходить невзгоды, Соломея мечтала о ребенке, и только к 42 годам, когда жизнь казалась уже упорядоченной, свершилось чудо: родился сын Давид. На тот момент у Абрама Львовича был процветающий салон ювелирных украшений, и семья, не зная бед, растила единственного сына, окружив заботой и любовью. Несколько лет назад старый еврей ушел в мир усопших, а жене поручил не помирать, пока не пристроит их мальчика в надежные руки.
Давид Абрамович на маршрутке добрался до дома и, пройдясь немного по Невскому, поднялся в квартиру. Как всегда из кухни доносились аппетитные запахи пирогов и варенья, вызывая приятные воспоминания детства. По лишней паре обуви и голосам Давид понял, что у мамы гости. Он прошел в ванную комнату вымыл руки и прошел в столовую.
– Добрый день, дамы! – Давид улыбнулся приветливой широкой улыбкой, пригладив аккуратно стриженую бородку.
– Давид, мальчик мой, – воскликнула подруга Соломеи Давидовны и улыбка заиграла на ее губах. – Чем старше ты становишься, тем все больше походишь на своего отца.
