– Приходи завтра в мое ателье, Эмма, – предложила Шелли Рубинштейн. – Мы подберем тебе новый деловой костюм. Можем сделать на заказ – ты будешь в нем неотразима…
– А давайте устроим барбекю в следующие выходные? – совсем уж невпопад предложил ее супруг Марк – и даже вспотел от собственной глупости. – Нет, серьезно, давайте соберемся у нас на заднем дворике, скромно посидим…
– Только и осталось, – Шелли свысока покосилась на суженого. – Мы усвоили твое предложение, Марк, можешь не продолжать.
Толстяк заерзал, смутно догадываясь, что ляпнул что-то неуместное.
– Анна, а давай завтра съездим в галерею Тейт? – предложила Моника. – Там снова выставили что-то убийственно постмодернистское. Нэнси Крюгер вчера ходила, потом визжала от восторга, хотя разбирается в современном искусстве, как я – в запекании яблок. Или давай сходим на выставку импрессионистов в Национальной галерее. Нэнси там тоже была, ее Серджио водил…
Водил ее Серега на выставку Ван Гога? Пришлось хорошенько сглотнуть, чтобы удержать смешинку. Обстановка не позволяла Монике показать всю свою натуру, но с «изюминкой» у нее все было в порядке. Хотя, возможно, это были тараканы.
– Нет, Моника, не стоит, – покачала головой Анна. – Я лучше побуду завтра с мамой. Ты уж сбегай в галерею с кем-нибудь другим, ладно?
– Ладно, – пожала плечами Моника, – без проблем, – и снова с пытливым и отнюдь не детским интересом стала поглядывать на Андрея. Он решил, что еще одним глупым высказыванием ситуацию не испортит.
– Эмма, прошу простить, я не совсем в курсе событий, – откашлявшись, начал он. – Но что случилось? Что говорит полиция? Какова официальная версия смерти Алекса?
– А при чем тут полиция? – насторожился Портер. – Смерть произошла из-за необратимого повреждения сердечной мышцы вследствие прекращения кровотока в коронарных артериях. Я склонен согласиться с выводами специалистов. У Алекса уже наблюдались первичные признаки сердечного недомогания.
– Спасибо, мистер Портер, я знаю, что такое инфаркт, – кивнул Андрей. – И понимаю, что в данный момент все обстоятельства случившегося пристально выясняются (интересно, где?). Однако, при всем уважении, я задал вопрос Эмме.
– Я не знаю… – Эмма вдруг прослезилась, руки упали на стол. – Видит Бог, я просто не знаю…
Она беззвучно плакала, опустив голову. Портер укоризненно посмотрел на Андрея и покачал головой. Анна обняла мать и тоже пустила слезу. Остальные подавленно молчали.
– Мне нужно выйти в сад, – вздохнула Эмма.
– Не возражаете, если составлю вам компанию? – Настало время усилить нажим, раздвинуть рамки учтивости и деликатности.
– Да, Мартин… – она помедлила, – если вам угодно…
В заднем дворике было тихо, уютно. Они стояли на краю террасы, обрывающейся к кустарнику, смотрели, как звезды высыпают на потемневшее небо. Двери в холл были закрыты, оттуда доносились приглушенные голоса. Район оказался тихим, соседи не раздражали. Женщина держалась за каменные перила, в полумраке было видно, как подрагивают губы.
– Господи правый, вся жизнь кувырком… Как же так? Алекс, родной мой… – она глотала слова. Из числа подозреваемых эту женщину следовало исключить. От смерти мужа она не выиграла ничего, но потеряла ВСЁ. – Проклятая его работа… – она жалобно всхлипывала. – Если бы не она, с ним бы ничего не случилось… Зачем вы довели до такого?
– Эмма, будьте благоразумны, – вздыхал Андрей, – вы не жили бы в Лондоне, если бы ваш муж не занимался этой работой. Не надо ее обвинять. Если гибнет в страшной аварии водитель автобуса, никому не придет в голову обвинять транспортное предприятие в том, что он заключил с ними договор.
