Продавщица начинает раскладывать перед собой часы, как бы сортируя. Сейчас она уже не продавщица, а покупательница. Или перекупщица? Я не очень понимаю смысл происходящей сцены. Тут же рядом со мной останавливается другой кореец. Слишком рядом. Места у прилавка достаточно, он мог бы встать и по ту сторону от друга, но он вклинивается между нами. Напористо, почти нагло, вынуждая меня сделать шаг в сторону. И я понимаю, что своей широкой спиной он прикрывает от моих глаз происходящее между продавщицей и его коллегой. Конспирация. Прикрывает он не только товарища: по движению его локтей я понимаю, что он вынимает сейчас свою порцию часов.
Я деликатно отхожу в сторону. К следующим прилавкам.
Подчеркнуто стремительной походкой, как бы ничего не видя вокруг, проходит по улице молодой мужчина в плаще. У него папочка в руках и застывшее на припухшем рябом лице выражение собственной значимости. Выражение это, как значок на кителе корейца, – метка принадлежности к комсомольским верхам. За ним поспешают еще двое таких же, но чуть помельче и без папочек. Косятся на корейцев: во взглядах – смесь высокомерной брезгливости и легкого подобострастия – иностранцы!
Ну а трое мужиков за крайним прилавком, оказывается, пьют пиво. Из трехлитровых банок. Одну уже практически закончили. Замедленные движения, спокойные внимательные взгляды, под которыми я почему-то чувствую себя неловко. Наверно, из-за фотоаппарата на груди.
– А где у вас здесь пиво продают?
– Уже нигде. Кончилось пиво. Давайте с нами.
– Да нет, что вы. Спасибо.
– Давайте-давайте! Поддержите компанию.
Я делаю несколько глотков:
– А ничего. Очень даже ничего.
– Еще бы! Чешское. В специальных бочках привезли. А вы из газеты? Праздник приехали снимать? Опоздали. Жалко. Ребята из беркакитской агитбригады дали тут жару. Ну и наши из ВИА, и тындинские, с гитарами, тоже… Вполне!
Банка опять идет по кругу.
– А этих-то чего не стали снимать? Тоже ведь местная достопримечательность: корейцы с лесоповала.
Нет, пиво, правда, классное. Берет мягко и сильно. Может, потому что – натощак… Ну а компания для пивного кайфа – та самая.
– Да-да, слышал. Нам в прошлом году в Тынде академик Аганбегян рассказывал. Только что матом, бедный, не ругался. Рассказывал, что тысячи гектар первоклассного леса отдали корейцам практически в безвозмездное пользование. А те валят все подряд. Никаких правил порубки. После них тайга и за сто лет не восстановится.
– Да она вообще не восстановится. Там вместо леса вот таким слоем ветки порубленные лежат и пни торчат. Сам видел. Мы прошлой зимой перегоняли технику через их зону. Жутко смотреть. И никто ведь не сунется. Это теперь их зона. И порядки как на зоне. У нас там бульдозер в ручье застрял, и их бригадир трех рабочих в помощь выделил. И вот интересно, да? – бригадиры, по-ихнему, «капитана» – все мужики рослые, могучие. Не скажешь, что корейцы. Да вон они, видишь, какие. А работяги под ними – мелюзга, сухонькие, малорослые. Но жилистые, гады. Тягучие, как не знаю кто. Они тут же прорубили для второго тягача выезд из ручья, лаги заготовили. Мудохались полдня, но бульдозер вытащили. Ну, мы, естественно, в благодарность им – две бутылки «Столичной» и два круга колбасы. Это, говорим, вам на вечер, мужики, после работы оттянетесь. Какое там «после работы», – они тут же пробку зубами сдирают, и, как в пустыне безводной, сначала один присосался, только пузырьки пошли, потом второй, потом третий, и все – пустая бутылка.
