Читать онлайн Дара Преображенская - Освобождаясь от оков

© Дара Преображенская, 2022

ISBN 978-5-0056-6006-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДАРА ПРЕОБРАЖЕНСКАЯ «Освобождаясь от оков…», роман, 2003 г.

Посвящается человеку, который поддержал меня

в трудную минуту моей жизни и помог мне

поверить в себя.

Глава 1

Утро здесь очень холодное, и я сжимаюсь, словно жалкий сурок, который вот-вот заляжет в спячку, потому что ему совсем не хочется выходить их своей жалкой норки. Я лежу так ещё с пол часа, прежде чем начинают звать на завтрак. Это обычный загородный санаторий, куда врачи спихивают надоедливых или безнадёжных больных, чтобы они на время отстали от них и просто отвлеклись. Здесь неуютно, обшарпанные стены, раз в пять лет проводят ремонт, на подоконниках в стандартных вазах с мутной водой всегда увядшие золотые шары. До сих пор не могу понять, почему они такие увядшие, будто вот-вот опадут и облезут, и от них ничего не останется. Наверное, такие специально срывают уборщицы, ведь зарплата у них небольшая, а от этих серых стен вообще тянет скукой.

Здесь всё казённое ещё с советских времён: кровати со скрипучими огрубевшими сетками, старые шкафы, которые почему-то до сих пор не развалились по частям, и непонятно, на чём они держатся, раковина, полотенце с наляпанным чуть ли не посередине инвентарным номером. Казёнщина вызывает некоторую напряжённость, скованность, быть может, только у меня, так как мой диагноз – маниакально-депрессивный психоз. Нет, это не сумасшедший дом, хотя и там я уже побывала, это обычный санаторий.

До сих пор не пойму, почему я согласилась жить здесь ровно месяц, ведь я не люблю людных мест, я панически боюсь людей и общества в целом. Мой врач утверждает, что корни моего состояния лежат где-то глубоко в детстве, потому что я всегда чувствовала себя нелюбимым ребёнком и пыталась забиться в угол. Многие жалеют время и бесценно прожитые годы, у меня же это бывает временами, когда я выхожу из депрессии. Тогда я начинаю оглядываться назад, и мне становится жутко. Вот почему я так люблю депрессию, в этом состоянии я абсолютно равнодушно отношусь к жизни и её призрачным достижениям.

Соседки по комнате уже встали, умылись струёй холодной воды, так как горячая бывает только по выходным, и, шурша казёнными продырявленными тапками, спустились в столовую, которая находится на первом этаже. Оттуда уже давно доносятся аппетитные ароматы, хотя в последнее время у меня всё чаще и чаще возникает желание сесть за хорошо сервированный стол и насладиться изысканными блюдами, какие могут вкусить разве что «новые русские», если они ещё сами себя не перебили. Когда я понимаю, что это лишь фантазии загнанного на самое дно жизни зверька, проходят положенные пол часа, и я начинаю вставать, стаскивать с себя казённую непонятно какого цвета ночную сорочку, одевать фланелевый халат такого же покроя и медленно плестись вниз по лестнице к притягательным запахам местной кухни.

Стены выкрашены неизменной голубой краской, как и во всех лечебно-профилактических учреждениях для обычного жителя маленького провинциального городка, каких по всей России множество, что и не пересчитать. Вот так начинается один из многочисленных дней, теперь я их фиксирую, делая отметки в карманном календарике, хотя желания возвращаться обратно домой не испытываю.

Четырёхместные столы расставлены в шахматном порядке, когда-то давно в старые добрые времена на каждом из них стояло по столовому прибору: соль, горчица и перец, а ещё два кусочка свежего хлеба, но теперь этого нет, говорят, что люди стали воровать столовые приборы из-за отсутствия собственных.

Я подхожу, как всегда к самому крайнему столику у окна ближе к моечной, куда обычно никто не заглядывает из-за шума посуды и котлов, просто мне хочется побыть одной даже ценой своих неудобств. Иногда ко мне подсаживаются, но почему-то быстро уходят, наверное, потому что у меня всегда унылое лицо.

Смотрю с удовольствием на подрумяненный жёлтоватый омлет, бездумно тыкаю в него вилкой, не зная с чего начать свою скромную трапезу, я очень люблю омлет и вообще вкусно поесть, хотя эта привычка в обществе считается постыдной. Быть может, так оно и есть, но когда ты не видишь радостей в жизни единственная радость – сладко поспать и вкусно поесть. В детстве мне постоянно говорили: «Хватит тебе есть! Пора бы уж остановиться». И вот это «хватит» всегда заставляло меня добавлять лишнюю порцию в тарелку вопреки недовольным взглядам. В санатории тоже можно попросить добавки, но, как правило, на завтрак дают постные каши почти без соли и без сахара с малюсеньким кусочком масла, плавающем в жидкой лужице.

Врачи считают, когда человек привязывается к удовольствиям, он труднее воспитывает свою волю и не в состоянии бороться с жизненными трудностями. Вот почему душевнобольным рекомендуют жёсткий режим и полное отсутствие мыслей. Твой вопрос: «А если не получается?» Ответ, сказанный вполне спокойно и без эмоций: «Заставь себя успокоиться». Подцепляю вилкой небольшой кусочек омлета и медленно несу его в рот, затем так же медленно разжёвываю и глотаю. Всё находится под моим контролем. Это я должна внушать себе непрерывно, как посоветовала Светлана Савельевна – мой лечащий доктор. Да, кстати, здесь можно пользоваться вилками в отличие от сумасшедшего дома, так я привыкла называть психоневрологический диспансер. Это радует, значит, ты уже почти можешь считать себя нормальным, раз общество решило дать тебе в руки такое опасное оружие. У меня немного повышается настроение, потому что омлет очень вкусен, возможно, поэтому я часто люблю засиживаться в столовых одна, когда тебя совершенно никто не беспокоит. И так до следующего чувства голода, жизнь проходит незаметно, и какая разница, нравится тебе она или нет, ты живёшь.

Сама не знаю, почему на этот раз не прошу добавки, быть может, тётя Клава – буфетчица в последнее время часто говорит мне: «Ешь норму». Далее идёт чай, он сладкий, а когда ты запиваешь его кусочком сыра, щедро выделенным тебе государством, удовольствие хочется продлить. Ты ешь, невзирая на свои растущие объёмы, невзирая на то, что общество признаёт лишь стройных блондинок, вроде Барби, всегда улыбающихся и всем довольных.

Даже на вечерних дискотеках ты всегда сидишь в углу и с завистью наблюдаешь за тем, как миниатюрные девушки танцуют с крутыми кавалерами. Ты тоже хочешь так же танцевать и желаешь нравиться кому-либо, но тебе приходится мириться молча со своей участью бесформенной толстушки. Тебе говорят, люби себя такой, какая ты есть, чтобы только успокоить тебя, но у тебя сложились совсем другие идеалы, и ты хочешь быть совсем как одна из героинь твоих романтических грёз хрупкой и неповторимой. И ты уже вполне готова к своему новому образу, но он уплывает от тебя всё дальше и дальше за облако невыплаканных слёз и бесполезных мечтаний. Ты знаешь, что снова должна будешь столкнуться с обыденной реальностью, и вновь попадаешь в свой замкнутый круг.

Во сне ты часто борешься со своим отчаянием и всегда остаёшься побеждённой, ты не знаешь, где выход. Борьба происходит только внутри тебя, окружающим это кажется слишком мелочным и надуманным, но ведь они не могут влезть в твою шкуру и прожить жизнь твоими переживаниями и впечатлениями. Нет, мне не следует вдаваться в подробности своей душевной борьбы и мыслей, в конце концов, это слишком скучно.

Я допиваю чай и вижу, как мимо меня проходит Витя-трясучка, так его прозвали, потому что он постоянно кивает головой и ещё без повода улыбается. Его все считают здесь ненормальным, однако, я не думаю так. Я люблю наблюдать за поведением людей, присматриваюсь к ним, а уже затем делаю свои выводы, часто отличающиеся от мнения остальных. Витька-трясучка обитает на третьем этаже и раньше часто заглядывал к нам в комнату, чтобы только увидеть мою соседку Наташу Ремизову.

Она приехала сюда по путёвке ровно четыре недели назад по поводу радикулита, скоро она уедет домой в маленький городок Верховск. Говорят, его назвали так, потому что он находится в верховьях Волги, хотя даже не на всех картах он обозначен из-за малочисленности. Витька всегда приносил свежий шоколад и что-то говорил ей, затем они уходили. Наташа возвращалась одна. Я часто слышала, как она подсмеивалась над Витькой, над его стихами, которые он писал ей в простой ученической тетради по три рубля.

Не знаю, возможно, Витька понял, что превратился в посмешище благодаря сплетням, но он больше не заглядывает к нам, хотя Наташина путёвка ещё не истекла. Он даже не смотрит в её сторону, но мне он всегда улыбается и как обычно кивает своей стриженой головой. Иногда даже мне хочется поговорить с ним, несмотря на мою замкнутость, но он только кивает. На этот раз он неожиданно садится за мой стол, молчит и снова кивает. Мне становится неловко, ведь по сравнению с Наташей я выгляжу довольно невзрачно и не знаю, чем могла заслужить внимание Витьки, но чтобы как-то поддержать разговор я монотонно говорю: «Наташа завтра уезжает». Витька по-прежнему молчит, кто бы мог подумать, что в такой обычный день он будет так непонятен для меня.

Я прошу дополнительную порцию омлета, выслушивая небольшой наскучивший мне монолог тёти Клавы по поводу лишних калорий и дополнительных занятий по аэробике, ставлю напротив Витьки и так же монотонно говорю: «Угощайся. Это – моя вторая порция». Витька упорно молчит, затем вдруг произносит, и я впервые слышу его голос так близко от себя: «Хочешь почитать стихи?» Я оживляюсь, потому что предложение Витьки более чем неожиданно, слегка смущаюсь, говорю: «Но ты же писал их для Наташи».

«Она не понимает», – слышу в ответ. «Я тоже могу не понять, и тебе от этого будет ещё больнее». Витька трясёт головой и одновременно мотает ею, а затем, чуть заикаясь, произносит: «Я тебе доверяю». Я смотрю на Витьку недоумённо. Худой, с серым, почти безжизненным лицом и серыми глазами, неужели его может интересовать ещё что-то кроме этих казённых стен и скучной обыденности, от которой ты безрезультатно рвёшься, как из плена? Витька-трясучка болен шизофренией, но он не боится людей, как я, он просто давно отделился от жестокости своей непроницаемой стеной, которую сам создал для себя. Я не знала, что сказать в ответ, я путалась в догадках, что его заставило сесть ко мне и первому начать открываться, ведь никто в санатории не воспринимал его всерьёз. Машинально я кивнула, но в этот момент к столу подошла медсестра Нина Петровна и сказала, что доктор ждёт меня в своём кабинете. Эта новость была мне привычна, так как через день Светлана Савельевна – мой лечащий врач проводит со мной профилактические беседы, где я рассказываю о своём состоянии. Порой эти беседы носят лишь формальный характер, но они мне не мешают за исключением того, что я не привыкла доверяться людям, только лишь занимающим соответствующую должность. «После ужина», – бросила я и заметила, как Витька усиленно закивал в знак согласия.