Шеф требовал нарядить елку уже третий день, но Анюта не хотела ни праздника, ни новогодних украшений. Тот сердился, грозился всех уволить, «ходите, как сонные мухи», «кто не хочет работать – я не держу», но на Анюту это не действовало. Она хотела только спрятать от клиентов отекшее лицо, опухшие глаза и сделаться на время невидимкой. Пусть ее только никто не замечает! И она никого не хочет видеть и ничему сейчас не удивится. Вот вошла бы сейчас, как в прошлом году перед концертом, популярная певица Н. – она бы и не выразила удивления, даже с места не встала бы.
Анюта ходила уже неделю в одном и том же свитере и в первых, под руку попавшихся, джинсах. Не могла себя заставить привести в порядок волосы и натянуть на лицо улыбку. Утром просыпалась, с чувством, что и не засыпала вовсе, оглядывала заброшенную квартиру с неубранными тарелками на столе, с запахом несвежей еды, с разбросанной одеждой и медленно умирающими цветами на подоконнике – и ничего не могла с этим сделать. Вставала под душ, съедала безвкусную овсянку, запивала зеленым чаем и бросала посуду в раковину, где еще было место. Подхватывала сумку, натягивала капюшон и шла привычным маршрутом на работу.
Ранние клиенты, шумные прохожие, скользкие улицы, даже новогодняя музыка из соседней кофейни, где падают самый правильный, на их взгляд и взгляд большинства посетителей, кофе – раздражало все. Прежде снег накануне Нового года порадовал бы, вернул в детство с ожиданием праздника и подарков, но теперь ничего этого было не нужно. Ни завораживающий голос Амстронга, ни горячий шоколад с кусочками машмеллоу в любимой кофейне не могли заставить ее остановиться.
Весь рабочий день, длившийся бесконечно, Анюта опускала голову над бумагами или невидящими глазами смотрела на экран компьютера и делала вид, что работает, радуясь, что с клиентами не нужно вести длинных разговоров. Оформила платеж, занесла данные, выдала карточку постоянного посетителя – и свободна. Старожилы все знали сами, и им можно было только кивнуть и не общаться, сославшись на нездоровье. А лучше еще было бы маску надеть – тогда точно никто не подошел бы близко.
Весь долгий день она терзала себя вопросами: почему это случилось со мной? Что я сделала не так? Почему именно сейчас, под Новый год?!? Анюта не знала, что было бы лучше – чтобы он ушел окончательно, забрав все свои вещи, уже несколько дней как сложенные им в чемодан и сумку («а пришел с полупустым рюкзаком», – не могла не подметить обиженная женщина) или чтобы остался еще сегодня… Чтобы можно было убедить его, поговорить, объяснить, что он совершает ошибку!… Еще один изматывающий душу вечер, полный уже никому не нужных слов и оскорблений, с дорогой в никуда.
Неделю назад он сказал, что уходит: я тебя больше не люблю и не знаю, любил ли, жить так неправильно, обманывать тебя больше не хочу, все прошло… И больше никаких объяснений. Каждый вечер он снова возвращался домой, перебирал собранные вещи, плакал, сидя в куртке за столом, говорил, что она ни в чем не виновата, только он – и не уходил.
Первые дни были похожи на удар обухом по голове: все три года их совместного проживания Анюта считала их семьей и была рада, что никаких особых конфликтов у них не возникало. Жили, как все: работа, дом и поездка к морю раз в год. Правда, в последний раз он ехать не хотел, ссылаясь на сложности на работе и отсутствие средств, но Аня была экономной хозяйкой и всегда знала, как из одной курицы приготовить четыре блюда. Мама работала поваром, и в их семье знали толк в еде. Традиционное «первое», «второе» и выпечка к чаю были на столе всегда. Сэкономив на еде и удовольствиях пару месяцев и взяв дополнительную работу, она смогла его убедить все-таки съездить к морю в начале сентября. И непонятно, почему раньше не выбирались осенью?
