– Я не знаю, почему капитан Варис повёл корабль через водоворот, если ты говоришь, что был другой путь. Впрочем, возможно, его научил человек, который зажёг во мне желание пойти в Эрас. Звать того человека Годрик, он бывший боцман, а ныне пьяница и завсегдатай в таверне «Усталый заяц» в Лиде… Он уверял меня, что бывал в Эрасе… И я теперь убедился в его словах, ведь его рассказ точь в точь совпал с тем, что я увидел на пути сюда и здесь, в городе…
– Предположим, – сказал Гелион и почесал бороду, – предположим, брат.
Капитан угостил меня кружкой эля, написал записку, и велел идти по пристани к чёрному большому кораблю, подняться на борт и передать записку боцману Крагу.
Я кивнул, спрятал листок в карман брюк и сделал последний глоток из кружки. Эль был терпким, с лёгким привкусом пряных трав.
Вышел из таверны и пошёл по набережной. Вечерело. Закатное солнце окрасило море в алый цвет, и мачты кораблей бросали длинные тени на вымощенную досками дорогу. «Ночной бриз» выделялся среди других судов – это был большой корабль с тёмным корпусом, тремя высокими мачтами, напоминающими огромные распятья.
Я прошел по причалу, ступил на сходную и поднялся на борт.
– Ты кто? – раздался грубый голос.
Передо мной вырос крепкий мужчина с густой бородой.
– От капитана, – ответил я, протягивая записку, – для боцмана Крага.
– Это я.
Краг взял записку, развернул, пробежал глазами и хмыкнул.
– Ну что же, теперь ты один из нас. – Он хлопнул меня по плечу. – Работа найдётся. Сначала – в трюме, потом посмотрим.
Я кивнул.
Корабль уходил через тридцать дней. Столько у меня было, чтобы понять, зачем Годрик направил «Непокорный» в проклятый водоворот.
Тридцать дней – казалось, что этого времени более чем достаточно, чтобы разобраться в вопросах, которые терзали меня, но с каждым днём загадок становилось всё больше. Работа на шхуне была тяжелой, но честной. Я с головой ушёл в обязанности, стараясь привыкнуть к новому ритму. Боцман Краг сразу дал понять, что на корабле каждый должен тянуть свою ношу, иначе его просто вышвырнут за борт.
«Ночной бриз» был крепко сбитым фрегатом с ухоженными снастями и натянутыми, как надо, канатами. Я драил палубу, загружал ящики и бочки в трюм, выполнял самую тяжёлую работу, которую поручал мне Краг. Боцман был строг ко всем матросам, но, мне казалось, что меня он испытывал особенно. В его холодных глазах не было места добродушию. Он не терпел промедлений, и каждое его слово было словно приговор. Краг был холоден и строг, точен в приказах и не терпел болтовни и уклончивых взглядов, главное – чтобы всё было сделано безупречно и в срок.
Я подружился с моряком по имени Рольф, – коренастым парнем лет двадцати с руками как у старика. Он попал на судно всего за несколько дней до меня и уже успел кое-что услышать. Как-то вечером после тяжёлой работы мы сидели на корме, лениво пережёвывая сухари, когда он вполголоса проговорил:
– Я слышал, как Краг говорил с капитаном… Их разговор – будто ветер сквозняком по трюму прошёл, но я всё же кое-что разобрал. Мы не пойдём в эскорте каравеллы или барка. «Ночной бриз» отправится в одиночку, с особым грузом. Несколько ящиков, не больше, но что в них – не знает даже капитан.
Вскоре капитан сжалился надо мной и велел Боцману выдавать мне в день по три тара, чтобы я мог посидеть в таверне за кружкой эля.
– Но эти деньги вычту из вознаграждения. Сто таров это один ли… А тебе положено семь ли, предположим, брат.
