– Дверь сама распахнулась? – уточнил я.
– Сама!
Я пригляделся. Точно, электрозамки – из тех, что карточками открываются. Когда свет отключился, они автоматически открылись во всех номерах, чтобы никого случайно не заблокировало. Давно запертые зомби «спали», пребывали в этой своей каталепсии и очнулись, скорее всего, на шум. И когда парочка идиотов подошла ближе, они бросились в атаку.
Полез в карман, в спрятанную кобуру, вытащил оттуда короткоствольный «андеркавер», протянул его парню:
– Возьми.
Он взял, явно не понимая, что происходит. Посмотрел на маленький револьвер, с недоумением крутя его перед глазами. Затем впервые посмотрел на меня:
– Что?
– Она скоро встанет, – сказал я ему, – твоя девушка. Не дай ей вернуться в таком виде.
Он засопел и резко сдвинулся назад, отбросив револьвер, который упал на пыльный асфальт площадки.
– Нет, я не могу! – сказал он визгливо.
– Подними, – ответил я, подтолкнув револьвер к нему ногой и одновременно приподнимая ствол «хеклера».
За спиной у меня загомонили – похоже, что возмущенно, хоть я и не слышал ни единого слова, но, когда обернулся, все замолчали.
– У тебя есть время до того, как она откроет глаза, – сказал я. – Не больше минуты, как мне кажется. Если она их откроет, то ты – закроешь.
И направил ствол ему в голову.
Снова гомон, кто-то крикнул: «Ты не имеешь права!»
– Кто сказал? – повернулся я к толпе.
«Пляжники» опять сникли, лишь мулатка, вытирая салфетками измазанные по локти в крови руки, сказала:
– Он ее не убивал!
– Хорошо, – кивнул я. – А кто должен все это закончить? Ты? Отдай ей револьвер.
Мулатка сразу закрылась руками и втиснулась назад, в толпу.
– Ну? – обвел я их глазами. – Кто это сделает? Или оставите ее бродить здесь вечно в этом гнусном виде?
Кто-то что-то тихо пробурчал, и все дружно сделали шаг назад.
– Давай, – сказал я парню. – Или ты упокоишь ее, расплатившись за свою трусость, или я упокою тебя.
Не знаю, не уверен, всерьез ли я это сказал. Возможно, что и всерьез: злоба и жалость к погибшей девочке раздирали меня на части. Парня начало трясти. Лица его я не видел, только опущенный затылок со спутанными и мокрыми от пота волосами и дрожащие плечи. Было желание направить пистолет ему в затылок, но я не был уверен, что сумею удержаться, что не нажму на спуск. И не был уверен в том, что кто-то не пальнет в меня сзади.
– Я не могу! – вдруг истерично выкрикнул он и опять отбросил револьвер.
Этот его жест вдруг немного успокоил меня, сам не знаю почему. Я вдруг действительно понял, что ему это не под силу, он может только выступать за свои права – и все. Такой вот он… слабый и глупый.
– Как хотите, – сказал я, нагибаясь за оружием и убирая его в кобуру, – я вам не нянька, и я дерьма не дам за ваш моральный облик. И подбирать за вами дерьмо не стану.
На этом я просто пошел обратно, к машине. Толпа молодежи загомонила, кто-то побежал следом. Меня схватили за руку и отскочили, когда я резко повернулся. Девушка, та белобрысая, что на негатив похожа. Повезло ей: если бы был мужик, схлопотал бы по рогам, а ее ударить не могу.
– Что?
– Она же оживет скоро!
– И что? – Я прищурился, глядя в ее испуганное и растерянное лицо.
– Ну… – Девушка совершенно растерялась.
– Ваши проблемы, – сказал я и пошел дальше.
Меня Дрика в холле ждет. Она ребенок дисциплинированный, поставил я ее на пост – там и будет стоять. А их проблемы так пусть и будут их проблемами. Плевать мне на них – и на проблемы, и на саму компанию. Жалко, конечно, если залетят где по дури, но это надо было их родителям раньше беспокоиться, когда видели, что детишки никак не поумнеют, а не мне.
