От истоков своих. Книга 1 - страница 13
Его превосходительство встретил Павла, против всех ожиданий, весьма радушно, пригласил «откушать с ним кофею и выкурить по сигарке».
– Знавал я Вашего батюшку, Павел Матвеевич. Благороднейший был человек и слуга императору нашему такой, что редко сыщешь, да-с! К тому же, мы с ним были приятели, хоть и не близкие. А Вы, уважаемый Павел Матвеевич, где служить изволите? – спросил Мефодий Гаврилович, подвигая коробку с сигарами ближе к гостю.
Павел коротко рассказал о своей прежней службе в Петербурге и о решении остаться в Томске. О том, что теперь намерен он поискать какую-либо должность здесь, в городе, для дальнейшего служения государю российскому.
– Так ведь место коллежского секретаря освобождается в городской управе, Вам как раз по чину. Вы в звании поручика служить изволили?
Павел встал со стула, вытянулся в струнку, сдержанно, без подобострастия щёлкнул каблуками:
– Да-с, так точно, Ваше превосходительство! – ответил он, понимая, что разговор перешёл в официальную стадию.
– Ну, полно, присаживайтесь, Павел Матвеевич, – увидев в молодом человеке почтительность и уважение к собственной персоне, удовлетворённо проговорил Козицын, – может, поспособствовать в память о Вашем покойном батюшке? Прежний-то секретарь, Прокопий Игнатьич, решил отойти от дел государевых. Здоровье подводить стало, знаете ли. Так что же, Вы примете такую услугу от старого приятеля Вашего батюшки? – вдруг совершенно неожиданно предложил Мефодий Гаврилович.
Павел, никак не ожидавший такого поворота в разговоре, слегка смутился.
– Я право не смею затруднять Вас, и никогда бы не осмелился просить об этом. Однако, сейчас это Ваше предложение, как нельзя, кстати. И я был бы весьма обязан Вам за протекцию. Уверяю Вас, что служить намерен честно и со всем моим старанием, – склонил голову Павел.
– Ну-с, в таком случае прошу Вас, Павел Матвеевич во вторник в два часа пополудни представиться в городской управе в новом чине, – улыбаясь и тронув Павла за плечо, произнёс Мефодий Гаврилович, считая беседу завершённой.
Павел понял, что его визит считают законченным и вероятно следует уже с благодарностью откланяться. Смущаясь, он торопливо произнёс:
– Покорнейше прошу простить меня. Могу ли я справиться о здоровье дочери Вашей, уважаемой Марии Мефодьевны и о её настроении?
– Ах, вот оно что! – улыбнулся Мефодий Гаврилович, – Так об этом Вы, Павел Матвеевич, у неё узнать можете. Маша, душа моя, поздоровайся с нашим гостем, – позвал Козицын негромко свою дочь, словно она находилась совсем рядом.
Мужчины вышли в богато обставленную гостевую залу. Маша уже находилась в ней. Видимо, Мефодий Гаврилович заметил фигуру дочери, мелькнувшую в проёме двери. Маша была в платье с длинным рукавом нежно-салатного цвета, с мелкими оборками по подолу, с высоким кружевным воротничком и такими же манжетами по рукаву. Мелкие перламутровые пуговки во всю длину лифа служили неброским украшением его. Этот скромный домашний наряд определённо был ей к лицу. Он выгодно оттенял её бледность в обрамлении тёмных волос и нежный румянец на щеках, вызванный смущением. Девушка присела в приветственном реверансе перед Павлом. Он коснулся её руки поцелуем, испытывая волнение в груди настолько сильное, что казалось, меркнет в глазах дневной свет.
– До чего же мила! Просто Ангел! – снова мелькнула мысль в его разгорячённом мозгу.
При расставании с Мефодием Гавриловичем Павел испросил его разрешения иногда бывать в их доме с визитами вежливости. До самого лета Павел регулярно, с определённой настойчивостью посещал дом Козицыных с одной только целью – чаще видеть Машу. Все уже поняли это и не препятствовали встречам молодых людей в присутствии старших. Тем паче, что родители Маши видели благосклонность дочери к Павлу. Маша всегда к встречам с ним принаряжалась, более тщательно укладывала волосы. Выходя к Павлу, неизменно разрумянивалась от смущения и волнения. Украдкой кидала на него нежные взгляды из-под пушистых ресниц.