В это место не только мясокомбинат эвакуировали, но и военный завод. Рабочие военные заводы тоже плохо жили, есть нечего было.
Все предприятия, которые вывезли с оккупированных территорий, они здесь, можно сказать, в чистом поле образовывались. Кругом голая степь. Правда, туда, ближе к Волге, кустарник рос, а здесь – нет. Сухо все, степь.
Но весной – удивительное дело – преображалась сухая земля, наполнялась жизнью! Птицы поют, суслики бегают, пищат, стоят, как столбики. Потом увидят человека – раз все, как будто их рукой смело. Цветы растут: тюльпаны желтые и красные. Вся степь покрыта тюльпанами до самого горизонта! Все цветы, цветы, цветы! Саранка растет среди них – такой цветок, тоже степной. Такая красота! К осени стали урожай собирать: дыни, тыквы, помидоры.
Летом без дела не сидели, ходили на мясокомбинат работать. Мне было уже восемь лет, в мае исполнилось. Кстати сказать, имя-то мое Борис. В мае ближе были святые Борис и Глеб. И мой дедушка, отец и мать назвали меня Борисом. Говорят:
– Какой он Иван? Он не похож на Ивана и на Василия не похож. Будет Борисом в честь святого.
Вот так я и стал там Борисом. Мы, мальчишки, тоже работали на оборону. Мы чем занимались? Приходили на мясокомбинат. Это был тоже крупный базовый комбинат. Пришло еще оборудование из Брянска. Мы приходили в цех, где стояли большие ванны.
Вокруг ванны ящики с брикетами: суп-пюре гороховый, кисель, разные каши. Они, видно, хранились где-то как неприкосновенные запасы, и, конечно, уже стали с душком или подплесневели. Надо было их как-то обработать.
И вот нас в цех приводили. Мы вокруг этой ванны садились и растирали эти брикеты друг о друга, превращали их в такую муку. Потом их заливали водой, переваривали. Это уже делал сам комбинат. Наш труд не требовал квалификации: просто растирай и превращай в муку – и все. Это большая вроде была польза, и мы туда ходили охотно работать.
Нам, конечно, никто никаких денег не платил, но мы зато там так могли наесться брикетами, что щеки становятся как у хомяка. Всего набьешь в себя: суп-пюре гороховый еще какая-нибудь каша. Вот так вроде подкармливались, правда, животы такие были вздутые и болели.
Юра, брат мой, в колхозе работал. Его летом тоже посылали работать. Мне было восемь, а ему 10–11 лет. Он работал на сборе помидоров. Когда наступил сезон собирать, их всех мобилизовали, и они собирали помидоры. Не знаю, какие у них нормы были, но они справлялись со своим делом. Им за это давали помидоры.
И мы с ним пошли туда получать заработанные помидоры. Пришли, ждали-ждали. Пришла девица-кладовщица. Она отвесила, наверное, килограммов десять (мы же маленькие были), и вот эти десять килограммов мы положили в корзинку, ее – на палку, и вдвоем понесли. А далеко идти, километров, наверное, пять. И мы так по степи топ-топ и принесли.
Мама пришла с работы: «Ой, какое богатство! Смотри-ка, помидоров-то сколько! Куда же мы их будем девать?»
А потом поспели дыни, дыни принесли. Вот эти «колхозницы» – маленькие дыньки, круглые такие, желтые, они ароматные, но не так, а вот эти дыни, которые здоровые и зеленые – они сверху зеленые, а так они уже поспевшие, ну они не зеленые, а зеленоватые – они все в рубчик такой, как будто потрескались от солнца, просто они рубчиком, ячейками.
И вот мы их под кровать положили. Прошла неделя – какой был аромат! Какой аромат замечательный! Сразу в квартире казалось тепло. Ну, это лето было, конечно, и тепло. И этот аромат так долго сохранялся и зимой… А они долго лежат вот эти «дубовки», их там по месту так называли. И они вот лежали, и так они хорошо пахли, что просто замечательно. Ну, вот так еще картошки выкопали – все было, все росло, все нормально.
