От Кремлёвской стены до Стены плача… - страница 45
Осенью 1945-го года ему было 33 года, а он уже крупным начальником стал. Он ездил в пролетке, вроде кареты, раньше возили начальника не на персональной машине, а на лошади. Ехать до управления всего ничего, но ему положен персональный кучер с лошадью. У этой пролетки поднимается кожаный верх. Когда дождик идет, кучер закроет, верх поднимет, и дождя нет, отец едет на работу. До работы 800 метров, но если положено пролетку, то к подъезду подавали. Сначала мы жили в квартире на втором этаже управления, а потом нам дали квартиру более комфортабельную, уютную.
На мясокомбинате работа художник из воинской части. Он рисовал этикетки для консервов, для бутылок. Образцы этих этикеток рассматривали на совете, чтобы вот так было написано, то-то нарисовано, чтобы все выдержанно было, и утверждали. Художник, молодой парень, у нас жил и заодно картину нам одну нарисовал: осенний лес, две фигуры идут по лесу. Известная репродукция, но я не знаю, кто нарисовал такой пейзаж. С правой стороны картины озеро, и по нему лебедь плывет. Слева красивый цветок. Красивая картина была. Расписал он на потолке плафон под лампочку, розетку нарисовал красочную, получилась, как будто она вылеплена из алебастра.
Отец начал руководить днем и ночью. Приходят вагоны, а если раньше простаивают вагоны, то штрафуют или вообще могут посадить в тюрьму, а их надо быстро разгрузить, он и мотался там. Грузчиков нет, надо мобилизовать всех сотрудников на разгрузку вагонов, у нас все на общественных началах. Комбинат расширялся, нужны материалы. В тайге выделили часть леса, у комбината лесосека. Лес пилили, сплавляли по Оби и обрабатывали. Отцу приходилось часто туда ездить, на эту лесосеку, и оттуда он привозил отличную стерлядь.
А нам надо было в школу идти, меня записали в четвертый класс, а и так из сельской школы, да еще, считай, первое полугодие пропустил. Пошел я в четвертый класс, учителя говорят:
– Что-то мы не поймем, вроде бы для четвертого класса он не дотягивает, а третьего у него вроде больше знаний, чем у наших учеников.
Потом начались диктанты серьезные, все по городской программе. Она отличалась от сельской, и поэтому посыпались у меня двойки, и грамотность закладывалась с детства. Я мог, например, в таком предложении «карета подъезжала к подъезду» налепить всякого: и без твердого знака «подезжала» написать. Учителя говорят:
– Да, он, наверное, не перейдет в следующий класс, наверное, может его пересадить в третий? А то он как-то вроде не тянет.
Мама пришла в школу, они с ней поговорили и решили: «Да ладно, пусть он учится в четвертом классе, тут осталось всего ничего». Четвероклассники по программе ушли вперед, а я полгода не учился. С математикой не было проблем, а с литературой и русским языком были, конечно, загвоздки.
Я так кое-как «доковылял» до конца года, и на следующий год опять пошел в четвертый класс. Поэтому я по сравнению с другими сверстниками на год вроде как должен оканчивать школу позже. Я уже рассказывал, какой у меня стресс произошел после гибели любимого человека моей учительницы, я ее очень жалел, и старался хорошо учиться.
Так и здесь, я уже начал работать над собой серьезно, а мама за этим присматривала. И когда уже пришел на следующий год в четвертый класс, начал программу с нуля. От этих хвостов избавился. Стали у меня четверки, пятерки. Почему-то меня классным организатором учительница назначила.