От окна до океана - страница 3

– Тоже не спится? – спросила она, не отрываясь взглядом от огня.

– Ночью всегда легче работать, – ответил я.

– Не понимаю людей, которые встают рано и остаются бодрыми днём. Самое интересное всегда случается ночью, всего больше желаний рождается после полуночи. И никакой суеты, чтобы отвлекать от самих себя. Зачем мир ложится спать, когда опускается темнота?

Я не стал объяснять, что вынуждает биологические организмы функционировать днём, тем более сам ощущал вдохновение и пик мыслительной активности исключительно с первыми сумерками. Мы молчали, и я решился вновь приняться за систематизацию своих черновиков.

– Меня зовут Хэлли, – она наклонилась ко мне, протягивая руку. Я увидел, как через легчайший шёлк ко мне навстречу потянулись её груди. Кожа Хэлли блестела, и в её полуобнаженных плечах, стройных бёдрах и бледном лице отражалась игра теней и пламени. Я бы не сказал, что она была красива, хотя это дело вкуса, но в ней бурлила жизнь, молодость и энергия, будто я сам был дряхлый старик рядом с ней.

– Как давно вы живёте здесь?

– Почти два месяца. Это четвертый раз, когда меня забирают сюда.

– Забирают?

– Кое-кто позаботился, чтобы у меня была койка здесь. Вы записываете?

– Да, это… – я и сам смутился, заметив у себя в руках карандаш. – Профессиональное. Я журналист. Приехал, чтобы написать репортаж о больнице. Вы не против?

– Нет, – она заметно оживилась, – это, должно быть, очень интересно.

– Пока не знаю.

– Я о вашей работе. Ездите по свету, общаетесь с разными людьми, потом рассказываете о простых вещах как о чем-то необыкновенном.

Я рассмеялся.

– Вы же понимаете, что это не совсем то, чем я занимаюсь?

– Разве вы не приписываете фактам несуществующую значимость, чтобы задеть читателя?

– Пожалуй. Но я редко покидаю стены газетной конторы и никогда не бывал за окрестностями города.

– То есть вы не видели всех этих великих учёных, невероятных чудовищ и чужеземцев в экзотических нарядах, о которых пишут в журналах?

– Нет. Обычно я вижу то, о чем просит главный редактор, так, как это видит главный редактор и тогда, когда за это заплатят главному редактору. Поэтому всё заканчивается забастовками рабочих на заводах или телами выпавших из окна проституток. Ещё я позволяю себе вести субботнюю колонку о событиях и людях нашего города.

– Достаточно скверная работа, – согласилась она.

– Отнюдь. Мне нравится освещать нашу с вами жизнь. Видеть, как сухая заметка, проплаченная администрацией или магнатом, превращается в большую статью, на глазах у тебя меняется, обрастает совершенно другими смыслами и играет красками, как только сталкивается с реальной жизнью города. Правда, иногда для этого ей приходится полежать в столе и настояться.

Теперь засмеялась Хэлли.

– Вам ведь не дают писать всё, что захотите?

Я немного помолчал.

– Мы независимое издание с большой аудиторией, потому что газетные мальчишки получают надбавки за то, что разносят номера к парадным купцов и бакалейщиков, приторговывают ими из-под полы на заводах или прикладывают их к толстым альманахам. Но чтобы быть независимым, нужны деньги, а деньги без подписки бывают только от рекламы. Поэтому иногда мне приходится упоминать товары, которые я не хочу упоминать, или писать оды людям, которых я терпеть не могу, но это позволяет мне сохранять творческий подход к остальным материалам. Не припомню, чтобы редактор или цензор хоть раз отзывали мои тексты из печати. Впрочем, нельзя сказать, что я многое себе позволяю.