От окна до океана - страница 7

Но в этот день всё было иначе.

В восемь утра ко мне заглянула медсестра Йиваль Броствернэлл и передала приглашение профессора позавтракать на веранде санатория. Выход туда был только через его кабинет, а потому чести разделить с Гединком трапезу удостаивались лишь избранные. Очередь приглашённых была составлена на неделю вперёд, и для меня сделали «известное исключение». Йиваль улыбнулась мне и не спешила уходить, хотя я сделал вид, что встаю и собираюсь одеваться. Она спросила, нужно ли мне чего-нибудь, а потом справилась, хорошо ли я спал. Так я испытал давно забытое, по-настоящему юношеское смущение.

Веранда примыкала к кабинету Гединка и одновременно выходила окнами на пруд в парке и редколесье, за которым открывался потрясающий вид на город. Отсюда были видны лучшие его части – зажиточные предместья и административный квартал. Дымка скрывала и гавань, и путы железной дороги, сковавшей южные районы, и другой берег реки с фабриками и цехами. Собравшиеся за столом долго ждали хозяина.

– Плохо то, что у всех нас разные обычаи на завтрак, а профессор не придаёт этому значения, – сказал мне Томэн, широколицый врач из детского отделения. – Я, например, люблю плотно закусить беконом и гренками, а он выпивает чашку чая с клубничным джемом и долькой лимона, а потом кружится до полудня по палатам. У меня же обед наступает не раньше двух часов. До этого времени на одном кофе не протянешь.

Вскоре к нам присоединились другие. Эвигель, нежная девушка из верхних палат, Орсий, неуклюжий механик и племянник Гединка, два хирурга-близнеца, которые вечно заканчивали друг за другом предложения, Релммиг и его помощница Кори, несколько других врачей. Гединк обошёл всех присутствующих, пожимая руки мужчинам и кланяясь дамам, а потом опустился на соседний со мной стул.

– Как вам спалось? – он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. – Я не мог уснуть до полуночи. Надеюсь, ремонт закончится в ближайшие недели и здесь станет намного уютнее.

Последним в комнату зашёл святой отец. Длинная белоснежная ряса его сверкала вышитым золотом. Гединк подмигнул мне.

– А зачем вашему преподобию такие роскошные одежды? – спросил он.

Смущённый отец расплылся в улыбке:

– Сегодня воскресенье. День божий. У нас будет служба, – обратился он ко мне. – Приходите.

Я кивнул и поблагодарил за приглашение, надеясь, что за делами у меня не останется на это времени. Мы принялись за еду. Релммиг спросил:

– Скажите, ваше преподобие, это боги создали людей или люди богов?

Прелат опять одарил присутствующих мягкой улыбкой и заговорил со мной.

– Вот, – он протянул мне одну из святых книг. – Я читаю её перед сном. Здесь сказано: «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых».

Релммиг засмеялся.

– А что там сказано о конце света?

– Если богам будет угодно, эту трапезу мы закончим целыми и невредимыми.

Небожители клиники обсуждали всякую чушь, но я почти не слушал их и смотрел на Эвигель. У неё были рыжие кудряшки, прямой нос в веснушках, тёмные глаза и красивый загар. Она ловко забралась на стул вместе с ногами и не принимала участия в разговорах, только улыбалась. Солнце заливало веранду, и девушка, зажмурившись, подставила ему лицо.

«– Все эти ваши мученики, святой отец, просто ширма. Они бы убили его снова, если бы он жил, как убивают во имя его.

– Верно. Для них он опасен живой и свободный. Оттого они и пригвоздили его к этой доске и рассказывают о страданиях и муках.