И чем мог, тем помогал.
В доме с ним жена жила,
Дай Бог памяти она…
С долею латинской крови,
Из полона и неволи
Наполеоновских солдат
Род ведёт. Вот, как-то так.
Не сразу вспомню, не беда,
На то, причина есть своя.
Чуток попозже расскажу,
По подробней поясню.
Ольга! Ольга имечко носила,
Вся такая, как картина,
Даже будучи в годах -
При накрашенных губах,
На высоком каблуке,
Белый жемчуг на руке.
“Что ж не быть ей всех смелей,
Зам министра сродник ей.
Это вам не абы – кабы”, –
Покосясь, шептались бабы.
Да, действительно, в родне
Дядька был у ней в Москве,
Но я знаю, что в столовой,
Он простой, обычный повар.
С ЦК и рядом не стоял,
На Кулишках проживал.
Только бабы лучше знают,
Как дела в Бюро решают
И назначили в Кремле,
Зам министра по еде.
И что Олька, мол скрывает,
Что и так давно все знают…
Уж дядьки нет который год,
А назначение живёт.
Дети съехали давно,
Кто-то в город, кто в село.
Внуки часто приезжали,
Новостями их снабжали.
Всё как надо, как обычно
И достойно и прилично.
Дед Андрей росточком ниже
И умом чуть-чуть поближе,
Строгий, честный и заботник
Был ответственный работник,
При совхозных должностях
И в конторе, и в полях.
Он одной рукой умело
Управлялся с любым делом.
Да, Андрей был без руки: -
“Это он ещё с войны,
С финской”,– скрипнет кто-то слева.
“Там рука его сгорела”.
Так бывало вечерком,
Сядут старики рядком,
По-соседски поболтать,
Да про жизнь повспоминать.
Если нет средь них Андрея,
Будь уверен, что скорее
Речь зайдёт и про него,
А в основном житьё – бытьё.
–Ну ты старый сочинил,
Не́што память всю пропил,-
Возражает кто-то справа,
Чешет нос и шепеляво
Продолжает вспоминать,
Чтобы мысль не потерять.
–Он у Днепра́, под Рогачёвым,
Там же был, где и Грачёвы.
Немец там с венгерцем шёл,
Там снаряд его нашёл.
Чай на финку нас не звали,
Никого не призывали.
–Эко ж ты на вывод скор: -
Третий вступит в разговор,
–у Юльки Тёминой мужик,
Кстати, помер али жив?
Баньку ой, как обожал,
Что-то ён совсем пропал.
Так ён то “Зиму”>6, всю там был,
В Ленинградском ён служил.
Жили, вроде в Сортава́ла,
Юлька так сама сказала.
А Андрей оставил руку,
Там, где брал Велику Луку!
–Чай в сорок первом мы не брали,
Мы по фронту отступали,
Той же осенью, смотри,
Он вернулся без руки.
Колхозом в зиму уж рулил,
Что ты стрешный, всё забыл.
А поди им порули,
Дети, бабы, старики.
В поле дикая трава,
Не растёт там ни фига.
Где должна бы быть капуста,
Что-то оказалось пусто.
Пришлый агроном учил,
Он его и посадил.
Ладно миром обошлось
Да заступников нашлось,
А то бы в дальние края
И на долгие года…
Говорили, что ещё,
Есть две раны у него.
–Ой! Да что вы говорите,
Вы меня не убедите, -
Хриплый голос отзовётся,
Мыслью новой разовьётся.
–Он на сборочном взорвался,
Без руки он там остался.
Ещё пол задницы слетело,
Да легко ребро задело.
Задницу, вишь, починили,
А про руку то, забыли
Иль врачи решили так,
Что без неё, мол, тут никак.
Без руки-то проживёт,
А вот без задницы помрёт.
Митька правильно сказал,
В осень, уж домой попал.
Вот ужо придёт он сам,
Ты спроси, расскажет вам,
А хошь и срам тебе покажет,
Это уж, как карта ляжет.
Закурили, помолчали,
О погибших вспоминали,
Тех, кто всё ж пришёл домой,
Искалеченный войной.
Много их в то время было,
Только боль в сердцах остыла,
Жизнь своё вернуть хотела,
Боль на время ослабела…
От Семёна жил он рядом,
Дом имел с резным окладом.
Добродушная толстушка,
Хохотушка, веселушка
Бабка Лена с ним жила,
Стало быть, его жена.
На земле всегда трудилась,
В палисаднике возилась.
