Я решила, что грабителя семейные фото не заинтересовали бы, да и не стал бы он вести себя так по-хозяйски.
Пульс вернулся в норму, дышать стало легче, и я широко отворила дверь.
– Вы кто?
Он обернулся и улыбнулся так приветливо, словно только меня и ждал.
– Привет, Софи.
Я смутилась, но спокойствие в его голосе передалось мне.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Мы с твоей мамой давно знакомы.
У него было открытое лицо, и говорил он точь-в-точь как мой дедушка, отчего сразу напомнил мне о доме.
Пока я стояла в замешательстве, не зная, что сказать, мужчина подошел ближе и вытянул раскрытую для рукопожатия ладонь. Я почувствовала себя взрослой и важной. Непривычное ощущение. Обычно взрослые меня игнорировали или звали «милашкой», как будто я была не девочка, а жадный до внимания щенок.
Пожала протянутую мне руку, большую, теплую.
– Как вас зовут?
– Мэтти. И можно на «ты».
Было в нем что-то знакомое, в глазах, во взгляде.
Гость исполнил незатейливый танец и, дурачась, спросил, как мои дела и люблю ли я ходить в зоопарк, чем снова напомнил дедушку.
Я рассмеялась и последние нотки тревоги исчезли.
– А сейчас я собираюсь испечь твоей маме блинчики. Поможешь мне?
Блинчики я просто обожала. Среди фотографий на журнальном был снимок из кафешки «Айхоп», где я уплетала целый блинный торт, залитый взбитыми сливками.
– Мама придет?
– Она еще спит. – Он посмотрел на меня заговорщически. – И мы можем сделать ей сюрприз. Что скажешь?
– Хорошо. Она любит блинчики с шоколадной крошкой.
На самом деле я говорила не о ней, а о себе.
Мэтти заулыбался – мол, его не проведешь, – но спорить не стал.
– Договорились, коллега. Шоколад так шоколад. Нам нужны лопаточка, половник и сковорода. Знаешь, где все лежит?
– Уж точно не в гостиной.
После того случая Мэтти стал частенько к нам наведываться, прикатывал на своем черном «Мини Купере» и приветственно махал, пока я выглядывала его в окно. Высовывал язык, хватался за голову или, никого не стесняясь, затевал дурашливый танец прямо посреди улицы.
Мама называла его кривлякой, а мне казалось, что он просто чудо.
– Твоя машина сверху похожа на большого муравья, – как-то раз заявила я, открывая ему дверь.
– А ты похожа на принцессу.
Мэтти поднял меня на руки и подкинул, так что я взвизгнула, хотя за его притворным рычанием и доносящимся из комнаты битловским «Эй, Джуд» этого было не расслышать.
На моменте, когда Маккартни увещевал Джуда не бояться, Мэтти сделал вид, что вот-вот уронит меня.
– Хочешь, чтобы я тебя отпустил?
– Не-е-ет!
В следующий миг я уже на полу, пытаюсь выбраться из его крепких объятий – у нас это называлось «играть в тюрьму». У нас были стоп-слова «потные ноги», но не прибегать к ним было делом чести, и Мэтти это прекрасно знал.
– Сдаешься? Точно? Ты же понимаешь, что теперь я тут главный!
Вытирая руки о кухонное полотенце, в дверях появилась мама. Волосы распущены, большие, как у олененка, глаза горят.
– А меня в свои игры не берете?
Мэтти отпустил меня, подошел поцеловать маму и закружил ее в танце. Я цеплялась за его ноги, чтобы он опять меня схватил, а сама готова была с криком убежать прочь, если он попробует меня поймать. «Не догонишь никогда!»
Я намеренно вела себя как назойливое насекомое. «Вот я! Выбери меня!»
Он встречался с моей мамой, но я его тоже любила. Больше, чем кого-либо другого. Иногда даже больше, чем маму.
* * *
– Чем сегодня занимались мои любимые девочки?
