От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти - страница 26



Единственный выход – научиться их любить здесь и сейчас. Вот тут – дома, в церкви, на работе – научиться ладить с каждым и, видя эти лица, слыша голоса, – полюбить, принять, простить. Потому благовестники Евангелия, кричавшие всем народам и племенам только одну весть – «Христос воскресе!», – уточняли: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем… Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф. 4, 26, 31–32).

Это не просто максимы этики, нравственное приложение к христологии апостола Павла, но самое прямое следствие проповеди Воскресшего Бога. Догмат Воскресения Христова – основание христианской этики, и только на этом основании эту этику можно принять, понять и усвоить.

«Братья мои вечные, братья мои бессмертные» – так начинал свое пасхальное послание великий сербский старец прп. Иустин (Попович). Святым людям был открыт этот пугающий и обнадеживающий фатализм Пасхи. Мы никуда не можем скрыться от своих ближних. Хотя утешает и то, что и им скрыться от нас некуда. Мы приговорены друг к другу. А потому единственный открытый путь к принятию пасхальной вести – научиться любить своих бессмертных соратников по Вечности.

Протоиерей Павел Великанов

Нет ее, смерти. Есть жизнь здесь и там!

Бог никого не подставляет. Никогда.

Смысл смерти

– Отец Павел, что вообще такое смерть? Вот был с тобой только что человек, смотришь на фотографии, на видеозаписи – и он такой живой, родной, близкий – как так может случиться, что его не стало? Невозможно поверить в то, что его вообще нет. Но ведь его с нами в этом мире именно что совсем нет. А что оно там происходит – кто же на 100 % знает…

– Здесь пролегает граница между верой и неверием, между открытостью к Богу и мнимой самодостаточностью. Религиозная вера, а христианская особенно, по сути есть выход из тупика смерти.

«Если Христос не воскрес, тщетна вера наша», – говорит апостол Павел. Если все наши «активы» здесь, в этом материальном мире, – мы уже банкроты: смерть обнулит наши счета, какими бы огромными или же ничтожными они ни были. Поэтому смерть – это определенный «момент истины» жизни, то, что утверждает ее значимость и ценность, как бы парадоксально это ни звучало.

«Блажен путь, в оньже днесь идеши душе, яко уготовися тебе место упокоения» – или же, напротив: «Смерть грешника люта». Правильно сказать, что смерть – это венец всей жизни. Именно по этому мы на каждом богослужении неоднократно просим о мирной кончине нашего жития, непостыдной, безболезненной, и добром ответе на Страшном Суде Христовом.

При этом в христианстве нет никакого «культа смерти», как это встречается в различных субкультурах и сектах. Нет никакой «романтизации» смерти: она глубоко противоестественна для человеческой природы, это всегда боль, плач, горе человеческое – но снова и снова побеждаемое Христом в Его Церкви. Как и роды: этот процесс никогда не бывает приятным и комфортным, но результат его несопоставим со страданиями и болью: новый человек родился в мир!

Это ощущение рождения умирающего в новую жизнь прекрасно выразил Б.Пастернак:

…Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук Твоих жар:
Ты держишь меня как изделие,
И прячешь, как перстень, в футляр.

Смерть – это действительно таинство перехода, таинство рождения в вечность. Немного в нашей жизни моментов, когда любым человеком, вне зависимости от его мировоззрения, веры, праведности, ощущается явным образом прикосновение вечности, выход за пределы видимого. И, думаю, умиранию и смерти здесь принадлежит первое место. Особенно остро это ощущается близкими людьми: когда приходит очевидное понимание, что близкого человека в этом теле уже больше нет – и в то же самое время он жив, он есть, в определенном смысле он стал гораздо ближе к своим родным, нежели чем когда жил в теле. Предкопочитание, в той или иной мере присущее практически всем религиозным культурам, отражает очевидную истину: близкие уходят от нас, из нашего мира – но никуда не исчезают.