– Ух ты! А что за актриса?
– Вайнона Райдер… Знаешь такую?
– Нет. Не знаю.
– А жаль… Но все равно знай – ты на нее очень похожа. Особенно когда вот так испуганно смотришь…
– Почему испуганно? Я вовсе тебя не боюсь!
– Ну не испуганно… Задумчиво смотришь. Будто знаешь что-то такое, чего другие не могут знать. Может, поделишься своим тайным знанием, а?
– Да ну… Нет у меня никакого тайного знания, не придумывай. А глаза грустные оттого, что веселиться не от чего… Вон даже на улице дождь никак не прекратится, будто назло. И читать не могу – не читается.
– А ты вообще любишь читать?
– Люблю.
– И что ты сейчас читаешь?
– Дэна Брауна, «Код да Винчи». В библиотеке взяла.
– Ого! И что, нравится?
– Ничего… Только я многого понять не могу… Библиотекарша так и сказала: рановато тебе такое читать, мол.
– Ну да… Рановато вроде. Но ты все равно читаешь?
– А что, нельзя?
– А сколько тебе лет, интересно?
– Пятнадцать…
– Ну так тем более библиотекарша права! Лучше Макса Фрая почитай. Тоже интересно.
– А у нас нет в библиотеке такого автора…
– Хочешь, принесу? У меня есть.
– Принеси…
– Договорились. Завтра и принесу. Где-то после обеда, ладно? У меня лекции с утра. И вообще, я каждый день приходить к тебе буду…
– Зачем?
– Чтобы ты с ума не сошла в заточении. Это ж надо такое придумать – взять и закрыть человека на карантин… Ну и порядки здесь у вас, однако!
– Да обычные порядки… Это ж детдом, а не санаторий.
– Ну да… Я так и понял, что не санаторий. А чего-нибудь вкусного принести? Что ты любишь?
– Я… Я шоколадку хочу… С орехами.
– Понял. Будет тебе шоколадка. Ну и еще чего-нибудь прихвачу, фруктов каких-нибудь… Значит, до завтра, инопланетянка Варвара?
– До завтра…
Так и началась их дружба. Хотя и не дружба, наверное. Это была любовь, скорее всего. По крайней мере, с ее стороны. Но она тогда не понимала еще, что это любовь. Просто каждый день ждала, когда придет Гриша…
Он и приходил – каждый день. Хоть на полчасика, но приходил. А ей хватало! Будто впитывала в себя то время, пока были вместе. Тем и жила. Но все равно – боялась… Боялась, что наступит тот день, когда Гриша возьмет и не придет.
Ну в самом деле – кто она ему? Для чего он приходит к ней? Просто постоять рядом на переменке в школе или посидеть на лавочке в детдомовском дворе? А по выходным сводить в кино или на прогулку в городской парк? Зачем ему это надо? Вон сколько красивых девчонок вокруг, и не детдомовских, а нормальных, у которых мама и папа есть и свой дом есть.
Однажды она так и спросила – про нормальных девчонок. Почему, мол? А он глянул удивленно, плечами пожал:
– А ты что, ненормальная?
– Ну ты же знаешь, что я имею в виду! Как все относятся к детдомовским…
– Кто это – все?
Она ничего не ответила. Как можно на такой вопрос ответить? Все – это все. Вон даже учителя в школе делят учеников по той же категории – нормальные и детдомовские. Нет, вслух этого не произносят, но по выражению лица, по настороженному взгляду сразу все видно… Хотя взгляд иногда и может приобрести жалостливый оттенок, и от этого еще хуже становится. Как говорила Юлька, не надо нам вашей жалости, сами себя жалейте! А мы и без жалости как-нибудь…
Гриша тогда, после этого дурацкого разговора, впервые обнял ее. Положил руку на плечо, притянул к себе, встряхнул слегка. И она по-своему поняла этот жест – не спрашивай, мол, меня об этом… Потому что ты есть, и все. И я есть. И никаких больше оттенков не надо. Тем более жалостливых.
