Осталось совсем немного.
Сердце тут же заметалось в груди, ладони вспотели, а колени начали мелко подрагивать. Я разволновалась, причем до такой степени, что не могла больше усидеть на месте. Открыла маленькую шторку, отделявшую меня от кучера, и громко срывающимся голосом спросила:
— Можно побыстрее?
Похоже, до этого времени он пребывал в блаженной дреме, потому как вздрогнул, встрепенулся и закрутил головой по сторонам, пытаясь понять, что происходит.
— Сил больше нет в этой табакерке сидеть! — проворчала я, отодвигая шторку еще больше, — меня, между прочим, жених там ждет. Уже измучился, бедный, сидит, в окно смотрит и плачет. Все спрашивает, где же моя Ксаночка? Когда же она приедет? А вот она я! Еле трясусь по ухабам да выбоинам! Мы же не торопимся, да?
Мое ворчание все-таки подействовало, и экипаж заметно прибавил ходу. Я то и дело смотрела в окно, чуть ли не прижимаясь к нему носом, и с трепетом наблюдала, как башни приближаются, становятся все выше, уже доставая почти до самых небес.
Волнение сменилось предвкушением и азартом. Мне не терпелось оказаться в гуще событий, все увидеть своими глазами, попробовать, потрогать, окунуться с головой.
Еще спустя час мы миновали защитные столпы, обозначающие границы Раллеса, и выехали в широкую долину, где, полукругом охватывая идеально круглое озеро, раскинулся сам город. На одном берегу теснились крестьянские дома, мелкие усадьбы, а на другом — роскошные особняки знати и дворец наместника с теми самыми высокими шпилями, которые я уже битый час рассматривала в окно. Чуть поодаль на холме, утопая среди зелени, стоял мрачный замок. Интересно, что там?
При подъезде к озеру дорога раздваивалась. Левое полотно вело к той части, где высились башни, правое — туда, где пестрели невысокие домики. Экипаж на развилке повернул налево и теперь, размеренно покачиваясь, быстро катил по ровной дороге.
Чем ближе мы подъезжали к восточной столице, чем больше ее деталей я могла рассмотреть, тем прекрасней она казалась. Пока мы колесили по чистым улочкам, я не отрываясь смотрела на каменные дома с ажурными террасами, разноцветными крышами, витыми колоннами и маленькими симпатичными балкончиками. Мы проезжали мимо резных оград, местами увитых диким виноградом и цветущей лозой, миновали невесомый, словно сотканный из кружева, мост через тихую речушку и вскоре добрались до высокой арки, украшенной причудливыми барельефами. Перед ней нас остановил стражник и осведомился о цели визита:
— Везу невесту из Боунса, — хрипло отозвался возничий, а я прижалась спиной к сиденью и зажмурилась, набираясь храбрости.
Нас пропустили без задержек. Стражник пожелал удачного дня, и экипаж покатил дальше, слегка подпрыгивая на мощеной дороге, сделал большой полукруг и остановился.
Вот и приехали!
***
Сгорая от предвкушения, я сама выскочила наружу, не дожидаясь, пока передо мной распахнут дверцу и предложат руку, как это положено по этикету. В то время как возничий доставал мой чемодан, я с распахнутым от изумления ртом пялилась по сторонам, пытаясь узреть все и сразу.
Экипаж остановился перед внушительной мраморной лестницей с широкими ступенями и фигурной балюстрадой. По обе стороны от нее раскинулись изысканные цветники, настоящим украшением которых были идеально подстриженные кусты роз — девственно-белых, неистово-красных, застенчиво-розовых.
Лестница вела к высоким распахнутым дверям, каждую из которых украшал герб Ралесса: степной орел, сжимающий в когтях ветвь вековечного дерева. Замок оказался настолько высоким, что пришлось задрать голову, чтобы взглядом добраться до верхних этажей, а башни взметнулись до самых небес. На чистейших окнах сверкали солнечные блики, отражалось лазурное небо и скользившие в нем темные силуэты птиц.
