— Знаешь, тринадцатая, а я удивлен, что ты вчера была не последней, — внезапно услышала я за своей спиной и, нервно вздрогнув, обернулась.
— Мне вот все интересно, лорд Фарслер, а когда это мы с вами успели так сблизиться, что перешли на «ты»? — въедливо поинтересовалась я, посмотрев прямо в его нахальные изумрудные глаза.
— Если такие формальности так важны… то здесь полно вина, можем прямо сейчас выпить на брудершафт, — с издевкой ухмыльнулся он, не отводя взгляд.
— Пожалуй, воздержусь. Наверное, мне сегодня лучше быть трезвой на все сто процентов.
— Изображаем хорошую девочку?
— Решаем просто быть немного предусмотрительнее, — хмыкнула я.
— В таком случае, отложим наш тост на позже, когда наша тринадцатая невеста будет более расположена к тому, чтобы расслабиться, — подмигнул Нейтан. И почти сразу, отступив от меня на несколько шагов, окликнул девушек, которые к этой минуте уже все собрались в комнате: — Ну что ж, дамы, проглатываем закуски, и за мной!
Бесит.
Как же он меня бесит!
Однозначно, когда-нибудь я ему да устрою какую-то гадость, вот нарвется же!
Ну а пока выдохнув, я вместе с другими девушками направилась в зал у входа в усыпальницу, где нас уже ждали жрецы. И после того, как они прочитали свои молитвы Тринадцати богам, двенадцать девушек в длинных платьях глубокого черного цвета, с изящными черными вуалями, свисающими на лица с маленьких черных шляпок, взяли в руки по букету голубых лилий и ровным строем ступили в королевскую крипту. Во главе процессии шел вдовствующий король, державший в руке белую розу. А следом за мной, последней из участниц — Нейтан с букетом из трех черных калл.
Скрипки из королевского оркестра красиво исполняли «Реквием» Адриана Мареллиса — по иронии судьбы ту самую музыку, под которую Нола покончила с собой. И хоть мне казалось, что после такого мелодию этично было бы заменить, но организаторы, похоже, считали иначе. Поэтому идя сейчас к мраморному саркофагу с высеченной на его крышке спящей красавицей, я не могла избавиться от посмертного образа Нолы перед своими глазами.
В том, что это было именно самоубийство, у следствия не возникло ни малейших сомнений. Но… почему она сделала это? Неужели настолько не хотела возвращаться домой после того, как проиграла, еще и на первом же испытании?
Или, может… может, следствие все же ошиблось, и кто-то позаботился о ее смерти? Заставил девушку сделать это? А то и вовсе сначала усыпил, после чего напихал ей в рот смертельную дозу снотворного и оставил вот так в кресле, слушать «Реквием»? А затем каким-то образом мастерски замел следы. Следователи же умышленно не разглашают правду, чтобы не срывать Отбор.
Тогда кто же мог сделать такое? Кому мешала уже проигравшая участница? И не может же быть такого, чтобы за смертью Нолы стоял… ее собственный «разочарованный» отец? Такое было сложно и страшно представить даже мне — девушке, которую собственный отец принудил к Темной клятве. Ведь в глубине души я все еще верила, будто папа не хочет моей смерти, просто вот настолько не сомневается в моих силах и знает, что продвинуть сестру на Отборе, обеспечить ей победу, вполне мне по силам.
От всех этих размышлений стало больно. Очень. И я едва сдержалась, чтобы не заплакать прямо сейчас, на пути к саркофагу с покойной королевой.
Но нет, нельзя. Просто выдохнуть, ощущая ком в горле, и не привлекать к себе лишнего внимания.
