Медленно и сосредоточенно, Мартин принялся пересчитывать монеты. Он хмурил лоб и шевелил губам: медяшка за медяшкой с тихим бряканьем падали в общую кучку. Пока между пальцев у Мартина не остался зажат самый последний медяк.
- Ну? Ну что? – не выдержал Пыря, с надеждой заглядывая в лицо предводителю. - Мартин, не томи, ну!
Мартин с нарочитой небрежностью кинул медяк поверх кучки монет, помолчал мгновение, равнодушно глядя на изнывающего от нетерпения Пырю и отчаянно пытающегося сохранить хладнокровие Чуча… и расплылся в широкой торжествующей улыбке.
- Мы набрали? – восторженно и почти неверяще выдохнул Пыря. – Мы набрали пять совернов для толстого Андриса? Чуууч! – Пыря на радостях ткнул приятеля кулаком в плечо, так что Чуч покачнулся. – Быть тебе всамделешним капралом!
- Мастер-капрал Чуч! – Крыска изобразила неуклюжий реверанс, а вот Мартин умудрился поклонится с настоящим изяществом:
- Поздравляю вас, мастер Чуч! А может даже, сьер-офицер Чуч?
Кровь бросилась Чучу в лицо, он задышал часто и глубоко, смиряя волнение. Капральский лагерь для солдатских сирот был его мечтой. Жилось там, поговаривали, несладко, но отмучавшись год, можно было идти в армию не простым рекрутом, а самым настоящим капралом. Ходили слухи, что выходцы из капральских лагерей даже в офицеры выбивались. Чуч в такие чудеса, конечно, не верил, но мечтать – мечтал. Только вот приютскому отбросу попасть в эти лагеря не светило ни за что и никогда.
Андриса, сына солдатской вдовы, Мартин отыскал на рынке. Был Андрис толст, неповоротлив и добродушен, и ненавидел саму мысль об армии, зато мечтал поступить в ученики к пекарю, и готов был поменять мечту на мечту. Отдать свои бумаги Чучу в обмен на деньги, достаточные для ученического взноса в пекарскую гильдию.
Собрать деньги надо было не позже весны, когда толстяку исполнялось четырнадцать – мальчишек старше в лагеря уже не брали. Сам Чуч был старше, ему уже почти сравнялось пятнадцать, но от постоянных голодовок он оставался невысоким и худым, да и два года – не пять, если кто засомневается, он сумеет отбрехаться. Да и и дожидаться, что через год устройством его дальнейшей судьбы займется мистрис Гонория, Чуч не собирался. До нынешнего дня.
Он долгим, жадным взглядом посмотрел на собранные по монетке деньги, которые должны были открыть ему желанную дорогу в капральский лагерь, тяжко вздохнул… и аккуратно отодвинул сверток в стороны Крыски:
- Пусть, вон, Крысятина берет. К швеям ученический взнос заплатим, или еще куда ее пристроим. Убирать ее отсюда надо.
Глаза Крыски изумленно распахнулись, а Пыря поглядел на Чуча с недоумением:
- Ты чего? Совсем долбанутый, а, Чучело? А ты?
- А у меня еще несколько месяцев есть, пока из приюта выставят.
- Где мы будем тебе второго такого Андриса искать? – возмутился Пыря. – Мартин, скажи ему!
Мартин подался вперед, вглядываясь в лицо Чуча, и напряженно спросил:
- Что ты узнал?
- Услышал, когда мы с Пырей кухню обносили. Там трактирная стойка почти сразу за дверью из кухни, вот и слышно всё. Вышибала из «Мамы Заи» к трактирщику подходил, спрашивал, откуда наша Крыска взялась.
- А я-то думал, чего ты там торчишь… - потерянно пробормотал Пыря.
- Трактирщик ответил? – уточнил Мартин, хотя и так было ясно.
Чуч кивнул, и мальчишки посмотрели на Крыску. Та сидела, низко опустив голову, занавесившись давно не мытыми волосами, и только пальцы ее суетились, теребя край ветхого фартука.
