- Я не знаю, что с ним сделать. - буркнула я. - Как только узнаю – сделаю! – и мрачно захрустела шоколадной «монеткой».
Быстрый перестук каблуков заставил нас с Камиллой удивленно переглянуться. Были бы шаги мужскими, можно было ожидать Вилье с допросом или короля с утешениями… а потом все равно Вилье с допросом. Но шла женщина, шла к нам – просто потому, что в комфортабельной дворцовой тюрьме, предназначенной для вразумления надебоширивших придворных, никого, кроме нас, не было. Дай волю Вилье, и нас бы не было, он явно намеревался отправить нас в камеры Тайной Службы. Но король стоял как скала!
Издалека донеслись голоса – действительно, женский, звучащий с отчетливо властными нотками, и заискивающий голос нашего сторожа.
- Стеффа или Рисса? – неуверенно предположила Камилла.
Я покачала головой – перед горными баронессами тюремщик бы так заискивать не стал.
- Амелька? - прикинула я, хотя сама в этом сомневалась. Амелька могла требовать, а здесь – приказываю. Все же разница есть.
Похоже, воспротивиться воле нашей посетительницы сторож не сумел – отчетливо зазвучали две пары шагов: исполненное сомнений мужское шарканье и безапелляционный перестук женских каблучков. Мы с Камиллой с одинаковым любопытством уставились в коридор.
- Анаис? Герцогесса? – тоже с одинаковым изумлением выдохнули мы обе.
Дочь регента окинула нас совершенно нечитаемым взглядом, задержалась на коробке с многострадальными пирожными, и надменно бросила сторожу:
- Откройте мне решетку, и сходите за чаем.
- Но сьёретта герцогесса! – скандализировано вскричал сторож. – Я не могу!
- Чего вы не можете? – холодно поинтересовалась Анаис.
- Ничего не могу! Ни решетку открыть, ни с поста уйти! Меня выгонят с должности!
- Было бы за что держаться. - герцогесса окинула ряд пустых камер пренебрежительным взглядом. – Странные все же существа – простолюдины… Впрочем, будем снисходительны к их примитивному уму. Эй, ты! – герцогесса повысила голос, будто говорила с глухим. – Так и быть, можешь и меня запереть в камере, пока будешь за чаем бегать.
- Но…
- Бегом! – рявкнула она и взгляд ее стал откровенно недобрым.
Кажется, у герцогессы была определенная репутация среди дворцовых служащих, потому что под этим взглядом сторож вздрогнул, вытащил ключи, и нервно грюкая связкой об решетку, принялся открывать.
Герцогесса скользнула в приоткрытую дверцу и властным жестом дала понять сторожу, чтоб убирался.
- Позволите присесть? – она остановилась между койками. На миг показалось, что за надменным тоном она прячет неуверенность.
Показалось. Потому что стоило ей усесться, как она нахальнейшим образом потянулась к коробке с пирожными, вытащила наименее помятое… и деликатно откусила, задумчиво глядя в потолок и явно оценивая вкус.
Камеру огласил тройной стон: наш с Камиллой злобно-сожалеющий (злобный – мой!), и полный наслаждения – Анаис.
- За этими пирожными вы из дворца сбежали? – облизывая губы острым язычком, спросила она. – Понимаю… Во дворце таких нет… А где есть?
Мы с Камиллой переглянулись.
- Кофейня… Вроде бы, недалеко от дворца…
Хмурить лоб нельзя, морщины будут, но сейчас я прямо чувствовала, как кожа собирается в складки в попытках вспомнить. С ужасом поняла, что я отчетливо помню каждый миг в кофейне. Каждую складку скатерти. Блики от цветных стекол на белом полотне. Узор на пушистой пене сливок. Но я совершенно не помню туда дорогу! Кофейню – помню. Улицы – помню. Шпиль дворца над крышами – помню. А все это вместе – никак не складывается!
