Отчаянные характеры - страница 16
– О чем вы с ним говорили?
– О бестолковых вещах, глупости всякие.
– Ну не все они настолько никчемные, – сказал Отто.
– Дети воды[7]. Они появляются из водопроводных кранов, а не из людей.
– Они хотят быть Неграми, – сказал Отто, зевая.
– Любопытно, на что они все-таки способны, – сказала она, внезапно вспоминая, как сказала Майку, что хочет быть еврейкой.
– Они выбрали остаться детьми, – сказал он сонно, – не зная, что этого не может никто.
Что такое ребенок? Откуда ей знать? Где тот ребенок, которым была она? Кто ей расскажет, какой она была в детстве? У нее была одна фотография себя-четырехлетки: она сидит в плетеной качалке, в детском кресле, ноги торчат из белых хлопковых шортиков, на голове чья-то огромная панама ей не по размеру. Кто собрал в одном кадре все эти вещи? Панаму, плетеное кресло, белые хлопковые шортики? Кто сделал эту фотографию? Она уже пожелтела. Какое отношение имеет юный Майк – грязный, непонятный, ко всему безразличный, разговаривающий на своем иератическом жаргоне, оскорбительном и отталкивающем одновременно, – к ее детству? К детству вообще?
– Отто? – Но он уже заснул. Проехала машина. Легкий ветерок залетел в открытое окно, принеся с собой собачий лай. Потом она услышала стук, кулак по дереву. Она подошла к окну и посмотрела вниз – из-за выступа не было видно крыльца и человека, который мог там стоять.
Раздалось какое-то ворчание, потом несколько резких ударов, потом шепот. Неужели у нее и правда сейчас зашевелились волосы? Она оглянулась на кровать. Затем вышла в холл и спустилась по лестнице, крепко прижимая руку к мягким складкам ночной рубашки.
Остановившись у входной двери за занавесками, скрывающими стеклянное окошко, она прислушалась и пригляделась. По другую сторону двери качнулось большое тело, большая голова повернулась к ней, затем отвернулась.
– Отто… – печально вздохнул голос.
Софи отперла дверь. Там стоял Чарли Рассел, воротник пиджака загнулся внутрь.
– Чарли!
– Шшш!
Он шагнул в прихожую, и она закрыла дверь. Они оказались друг к другу так близко, будто собирались обняться. Она чувствовала, что всё его лицо наблюдает за ней, как один огромный глаз.
– Мне нужно поговорить с Отто, – прошептал он с нажимом.
– Он спит.
– Я в ужасном состоянии. Я должен его увидеть.
– Сейчас? Ты с ума сошел.
– Я не мог прийти раньше. Мы виделись с ним сегодня с утра, и всё это время я доходил до вот этого состояния, в котором заявился сейчас. Мне всё равно, сколько времени, – он потянулся и сжал ее руки.
– Я не буду его будить, – сердито сказала она.
– Я разбужу.
– Пусти, мне больно. Меня кот укусил.
– Это просто убивает меня, – сказал Чарли, тут же отпуская ее и прислоняясь к стене. – Послушай. Пойдем выпьем кофе. Если подумать, не хочу я видеть эту сволочь.
– Рут знает, где ты?
– Какая Рут?
– Не смешно, – сказала она. – Ненавижу шуточки про жен. Они выводят меня из себя. Со мной про жену не шути.
Он наклонился и заглянул ей в лицо:
– Ты, кажется, злишься.
– Злюсь, – сказала она.
– Будешь? Кофе?
– Да.
– Давай сбежим, – хлопнул он в ладоши.
– Мне нужно одеться. Не шуми. Я сейчас спущусь. Вон стул. Не шевелись.
Она одевалась молча; даже рукава блузки бесшумно скользнули по рукам. Казалось, все ее мысли были только о том, чтобы одеться.
Отто лежал на кровати по диагонали, одно колено торчало из-под одеяла. Она быстро расчесала и заколола волосы, потянулась за сумочкой на комоде, потом решила ее оставить, положила ключи от дома в карман. Она достала из шкафа туфли, на цыпочках вышла из комнаты и на одно головокружительное мгновение ощутила какое-то запретное возбуждение.