Отцовский крест. В городе. 1926–1931 - страница 26
При крестинах тем более люди не связаны определенным временем, неужели нельзя придти на полчасика пораньше?!
С крестинами вошло в обычай приходить во время всенощной, какой бы праздник ни был. Нередко случалось, что едва кончали крестить одного ребенка, как приносили другого. Если была неделя о. Сергия и он служил, о. Александр покорно шел крестить, если же служил Моченев (а так всегда бывало по большим праздникам), то о. Сергий предлагал дожидаться конца всенощной. Кумовья обижались и ворчали, а главное, обижался Моченев. Отец Александр вообще-то не часто делал замечания, тем более он не использовал своих прав настоятеля по отношению к своему ближайшему сотруднику, но заметно бывал очень недоволен. Обычно при встрече с людьми его большие глаза ласково смеялись, а благодушная улыбка и все его существо как бы излучали свет доброжелательства, и о. Сергий очень переживал, когда этот свет потухал. Хуже всего было, что внешне дело выглядело так, будто он не хочет помочь старшему товарищу. В конце концов пришлось идти на компромисс крестить во время первого часа. Прихожане постепенно привыкли к этому порядку и стали приходить с крестинами к концу службы, так что выиграл и о. Александр.
Зимой крестили в сторожке, а весной, когда здание прогревалось, – в самом соборе. Это вносило дополнительные неудобства – две службы мешали одна другой.
Василий Ефремыч, – говорил о. Сергий казначею Козлову, тому самому, который приезжал для переговоров в Острую Луку, – как бывший подрядчик, не сумеете ли вы придумать какую-нибудь перегородку в правом углу, где крестят. Можно бы сделать между колоннами легкие раздвижные стенки, вроде ширмы или ворот; на передней можно бы даже нарисовать что-то вроде иконостаса и повесить несколько настоящих икон. Тогда сзади отделится большая комнатка, чтобы детский плач не мешал молящимся, а хор не заглушал нашего пения. А по окончании крестин эти стенки можно бы сдвигать, чтобы не занимали места, особенно в большие праздники.
Василий Ефремович был достаточно изобретателен. Перед последним ремонтом храма он соорудил высокую, передвигающуюся на деревянных катках лестницу, с площадкой наверху, с которой легко было красить стены и обметать пыль. Если бы он заинтересовался мыслью о. Сергия, он, вероятно, сумел бы что-то придумать, но мысль показалась ему странной: он не замечал неудобств установившегося порядка. Поэтому он ответил не раздумывая, что ничего нельзя поделать, для этого нужно долбить стену и колонну, будет стоить очень дорого. План провалился. А могла бы пугачевская крестильня оказаться одной из первых!
Хотя о. Сергий и говорил, что псаломщики должны быть хозяевами на клиросе, но сам же признавал, как трудно стать там хозяином новичку Михаилу Васильевичу, а тем более Димитрию Васильевичу, которого певчие помнили еще мальчишкой, да и сейчас считали почти таким же. А на левом клиросе годами стояли солидные мужчины, по большей части члены церковного совета, привыкшие, чтобы с ними считались не только в церкви, но и в городе. Все они, правильно или неправильно, считали себя знатоками церковного пения и устава и незаменимым украшением хора…
Аборигенов левого клироса заинтересовал новый священник, избранный, несмотря на то, что отказался приехать на пробу. Интерес был чисто профессиональный. Тогда на собрании говорили о разных его качествах, заставивших предпочесть его другим кандидатам. Многим понравились слова, которыми он обосновал свой отказ и которые в точности передал Василий Ефремович: «Я не цыган, чтобы меняться приходами, и не цыганская лошадь, чтобы меня „пробовали“. Я считаю, что обручился с церковью, к которой назначен, и не нахожу возможным переходить в другой приход без приказания епископа».