– У него может быть шок – болевой. Ему нужно сделать обезболивание, – строго, как маленькому, объясняла Катя.
– Ну, чего-чего, а обезболивающих у нас вагон и маленькая тележка, – встрепенулся Владимир. – Мы ведь – лыжники. Бывает, ломаемся. А вы можете что-нибудь придумать – на несколько часов?
– Только лангетку, – с осуждением и сомнением в голосе сказала Катерина. А про себя подумала: «Вот подлец! Небось, если бы это был его сын, он бы не так себя вел».
– Ну что, Дениска, – обратился бодряческим тоном Владимир Иванович к ребенку, – потерпим? Осталось чуть-чуть доехать… А там и медики свои, спортивные, и машину дадут – все будет, Дениска, только доехать надо.
Все это он говорил, перерывая большую спортивную сумку с лекарствами. Аптечка, действительно, была «богатая».
– Потерпим, пап, – мотнул головой бледный Дениска.
– Это ваш сын!? – воскликнула удивленно Катерина.
– А что вас удивляет? – спросил тренер, видимо, уже успевший взять себя в руки, и протянул ей две тоненькие дощечки, явно «заточенные» для того, чтобы служить лангетками. – А это вот еще бинт… Возьмите, возьмите, – в его голосе она услышала подавляемые тревогу и раздражение.
Вскоре запястье мальчика было крепко стиснуто между лангетками, а рука покоилась в «люльке» из цветастого платка, привязанного к плечу. Мальчика напоили крепким чаем и дали обезболивающие таблетки, положили в одном из купе и приставили «охрану» из сочувствующих сверстников. Только после этого стали выяснять, каким образом ребенок получил травму. Оказалось, что двое мальчишек баловались в тамбуре, ожидая очереди в туалет, и один другому «жахнул» вагонной дверью. Раздав «всем сестрам по серьгам», наорав на своих воспитанников и велев им «всем сидеть на местах до прихода поезда к месту назначения», тренер тупо смотрел в окно, вряд ли видя мелькающие в нем пейзажи. Снег на Урале даже в начале весны лежал плотными сугробами. В вагоне слышно было, как сопит уснувший Катин «пациент».
– Пойдем, покурим, – продолжая смотреть в окно, неуверенно предложил Владимир.
Все еще удивляясь его поступку, она неконтролируемо резко ответила:
– Не курю, и вам не советую.
– Так и я не курю…, – усмехаясь краем рта, пристально, впервые за все это утро посмотрев ей в глаза, сказал тренер. – Так пойдем? Вам ведь не терпится мне что-то сказать?
Катя накинула на себя шерстяной жакет, и в абсолютной вагонной тишине они молча направились к ближайшему выходу в тамбур. Как только они там оказались, Катя резко повернулась к нему, шедшему сзади, и почти выкрикнула:
– Это жестоко!
– Может быть, – он засунул свои руки себе же под мышки, как делают люди, когда хотят согреться. – Но я считаю, что лучше иногда перетерпеть и получить квалифицированную помощь, а не абы-кабы, на первом полустанке. Не первый раз замужем…
– А, кстати, где ваша жена, и как она отпустила с вами сына? Я бы на ее месте…
Он резко ее прервал:
– Оставайтесь на своем месте… и не лезьте, куда не следует.
Снова повисла пауза, заполняемая стуком колес.
Ей было зябко даже в жакете. Он был в футболке и, казалось, не чувствовал холода.
Катя взялась за ручку вагонной двери, но в это время услышала его потухший, совсем не командирский голос:
– Спасибо вам за помощь. Наверное, вы правы, будь мать рядом, с Дениской, ничего бы не случилось. Мы вдвоем их тренируем… – он споткнулся на фразе, – тренировали…
– Она не смогла поехать?
