Отцы и дети. 2.0 - страница 18
Михаил Липскеров
БОТАНИЧЕСКОЕ
Камыш потишал… А как шумел!.. Страшно…
Клен мой опавший так и не встал… Незачем…
Березку, в которую был тот Клен влюблен, пустили на растопку…
Равно как и ту, что во поле стояла…
Белой Акации гроздья душистые пошли на благовония… По стольнику за гроздь…
На месте Вишневого Сада вместе с Отцветшими Хризантемами пасутся Кони, Белогривые лошадки…
Ромашки не только спрятались, а при этом еще и поникли словно Лютики…
Едва народившуюся Елочку срубили под самый корешок…
Бузину из огорода продали в (не помню названия) Дядьке… Чужому, нелюбимому…
Стройная Рябина перекосоерилась. Под Саксаул косит…
Дуб, бывший Рябинин дроля, гниет после посещения Свиньи…
Сирень-Черемуха в саду остались только в больной памяти…
Ландыши, Ландыши… А что это такое?..
И ни у Ясеня, ни у Тополя не спросишь, где моя любимая?..
Не водятся на Святой Руси ни Ясени, ни Тополи…
Одни Анчары…
Халифат, однако…
Евгений Сулес
ВИНО ИЗ КИШИНЕВА
И опустился теплый кишиневский вечер. Такой, какой бывает только в Кишиневе в конце лета. Кто был, знает.
За столом сидели потрясающе красивые и умные женщины. И было совершенно не понятно, кто из них лучше и краше, за кем же именно надо ухаживать. Глаза и все остальное разбегалось в разные стороны. И я ухаживал за всеми сразу, то за одной, то за другой, беспечно и жадно. Не хотелось никого упустить, ограничить жизнь выбором, нарушить частностями целостность мира, такую редкую и такую счастливую.
Вечер перерастал в ночь, таял в ней. Когда первые женщины стали выпархивать из объятий застолья, я щедрою рукою отпускал их. Пусть летят себе по уютным квартирам, мне же лучше – с каждой упорхнувшей выбор становится легче. Но наши ряды редели все сильней, мелькали лица, прощальные поцелуи, слова… А потом испарились и последние красотки. Я остался один. Какой-то нудный тип говорил без умолку, было уже почти утро, и я, оставив нудного, в гордом одиночестве отправился спать.
Только командировочный знает, как тяжело уснуть одному в номере, в чужом городе, в чужой накрахмаленной постели… И чем лучше номер, тем тяжелее уснуть. Эти номера созданы для любви! Для ночи любви. Одной-единственной ночи любви с прекрасной незнакомкой, с которой свела тебя судьба: подвела, подарила и забрала с собой в другие, уже не ведомые тебе ночи. Не твои ночи, чужие очи…
Бляди кликают командировочных в гостиничных холлах первых этажей: «Мужчина, а мужчина, вам не скучно?» А у самих голоса такие сладко-скучные, что командировочным становится еще тоскливее, будто они по ошибке глотнули холодных кислых щей. «Не спите?» – звонят бляди бедным командировочным среди ночи. «Не спим», – грустно отвечают командировочные. «А вы не нас, случайно, ждете?» – не унимаются бляди. Нет, дорогие, не вас! Не вас ждут бедные командировочные, затерянные в чужих, больших и малых, городах.
Так я и проворочался, не сомкнув глаз, в двуспальной кровати, не согласный на рукоблудие. Этот кишиневский вечер обещал все, а не дал ничего!.. Поздним утром я улетел из Кишинева несолоно хлебавши.
И уже много времени спустя в одну из особенно одиноких ночей был какой-то бордель, Диана с длиннющими волосами…
– А, правда, что я похожа на одну старую французскую актрису? – говорила Диана.
– На старую актрису ты будешь похожа еще не скоро… – отвечал я, чтобы что-то ответить.
– Нет, ну, в смысле, она не старая… была… она в старых фильмах снималась.