Отцы и дети. 2.0 - страница 18



Михаил Липскеров

БОТАНИЧЕСКОЕ

Камыш потишал… А как шумел!.. Страшно…

Клен мой опавший так и не встал… Незачем…

Березку, в которую был тот Клен влюблен, пустили на растопку…

Равно как и ту, что во поле стояла…

Белой Акации гроздья душистые пошли на благовония… По стольнику за гроздь…

На месте Вишневого Сада вместе с Отцветшими Хризантемами пасутся Кони, Белогривые лошадки…

Ромашки не только спрятались, а при этом еще и поникли словно Лютики…

Едва народившуюся Елочку срубили под самый корешок…

Бузину из огорода продали в (не помню названия) Дядьке… Чужому, нелюбимому…

Стройная Рябина перекосоерилась. Под Саксаул косит…

Дуб, бывший Рябинин дроля, гниет после посещения Свиньи…

Сирень-Черемуха в саду остались только в больной памяти…

Ландыши, Ландыши… А что это такое?..

И ни у Ясеня, ни у Тополя не спросишь, где моя любимая?..

Не водятся на Святой Руси ни Ясени, ни Тополи…

Одни Анчары…

Халифат, однако…

Евгений Сулес

ВИНО ИЗ КИШИНЕВА

И опустился теплый кишиневский вечер. Такой, какой бывает только в Кишиневе в конце лета. Кто был, знает.

За столом сидели потрясающе красивые и умные женщины. И было совершенно не понятно, кто из них лучше и краше, за кем же именно надо ухаживать. Глаза и все остальное разбегалось в разные стороны. И я ухаживал за всеми сразу, то за одной, то за другой, беспечно и жадно. Не хотелось никого упустить, ограничить жизнь выбором, нарушить частностями целостность мира, такую редкую и такую счастливую.

Вечер перерастал в ночь, таял в ней. Когда первые женщины стали выпархивать из объятий застолья, я щедрою рукою отпускал их. Пусть летят себе по уютным квартирам, мне же лучше – с каждой упорхнувшей выбор становится легче. Но наши ряды редели все сильней, мелькали лица, прощальные поцелуи, слова… А потом испарились и последние красотки. Я остался один. Какой-то нудный тип говорил без умолку, было уже почти утро, и я, оставив нудного, в гордом одиночестве отправился спать.

Только командировочный знает, как тяжело уснуть одному в номере, в чужом городе, в чужой накрахмаленной постели… И чем лучше номер, тем тяжелее уснуть. Эти номера созданы для любви! Для ночи любви. Одной-единственной ночи любви с прекрасной незнакомкой, с которой свела тебя судьба: подвела, подарила и забрала с собой в другие, уже не ведомые тебе ночи. Не твои ночи, чужие очи…

Бляди кликают командировочных в гостиничных холлах первых этажей: «Мужчина, а мужчина, вам не скучно?» А у самих голоса такие сладко-скучные, что командировочным становится еще тоскливее, будто они по ошибке глотнули холодных кислых щей. «Не спите?» – звонят бляди бедным командировочным среди ночи. «Не спим», – грустно отвечают командировочные. «А вы не нас, случайно, ждете?» – не унимаются бляди. Нет, дорогие, не вас! Не вас ждут бедные командировочные, затерянные в чужих, больших и малых, городах.

Так я и проворочался, не сомкнув глаз, в двуспальной кровати, не согласный на рукоблудие. Этот кишиневский вечер обещал все, а не дал ничего!.. Поздним утром я улетел из Кишинева несолоно хлебавши.

И уже много времени спустя в одну из особенно одиноких ночей был какой-то бордель, Диана с длиннющими волосами…

– А, правда, что я похожа на одну старую французскую актрису? – говорила Диана.

– На старую актрису ты будешь похожа еще не скоро… – отвечал я, чтобы что-то ответить.

– Нет, ну, в смысле, она не старая… была… она в старых фильмах снималась.