Лучше выпью яду…
***
— Ну что, Тая, вроде закончили, машина всё забрала, — уставшая и выжатая, словно лимон, я собираюсь сесть на кресло, чтобы немного передохнуть.
Тая тоже собирается сесть со мной рядом, как вдруг дверь с силой распахивается и порог нашего дома переступает высокий, важный силуэт. Мы как по команде вскакиваем на ноги, на каком-то интуитивном уровне вытягиваемся по струнке смирно.
Это мужчина.
Полноватый и важный.
Я тотчас же его узнала.
Он наш дядя.
Баграм Кабаев.
На нем сидит безвкусный классический костюм, и будто трещит по швам из-за пухлого телосложения. На груди виднеются остатки хлебных крошек — наверно он только что ел самсу. Я слышала как-то от папы, что дядя обожает выпечку. Именно поэтому он открыл сеть забегаловок за границей. Но его бизнес сейчас переживает не лучшие времена. Спрос на шаурму не велик. Волна ажиотажа стихла, ведь рядом открылись конкуренты.
— Дядя Баграм? Вы без предупреждения…
Он по-хозяйски входит в наш дом. Бросает на пол пухлый, огромный чемодан из натуральной крокодиловой кожи. Морщась, оглядывается по сторонам и генеральским тоном заявляет:
— Теперь я хозяин этого дома!
Полноватый, с черными глазами и жесткой бородой, он как чистокровный Падишах застывает прямо перед нами, уперев руки в бока и выставив вперёд живот.
Оглядывает каждую по очереди прищуренным, снисходительным взглядом. После чего брезгливо чертыхается себе под нос на своём языке.
Делает шаг ко мне, наклоняется ниже. Я погружаюсь в его демонические глаза и мне вдруг становится по-настоящему нехорошо. Будто из меня высосали всю душу.
— Я ваш опекун!
***
— Как это? Какой опекун? Нас об этом не предупреждали!
Мужчина с тяжким вздохом наклоняется к своему чемодану и вытаскивает оттуда бумаги — живот мешает наклонится. Швыряет их мне прямо в лицо.
— Читай, дылда, если умеешь.
— Да что вы…
— Тихо! — я накрываю ладонью рот сестры. Не хватало еще, чтобы и она получила.
Я принимаюсь вдумчиво изучать документы.
Господи!
Не верю в то, что вижу.
Оказалось, отец составил важный документ, на случай его смерти. Если с ним и с мамой что-то случится, то наш семейный бизнес перейдет в управление к его брату — единственному живому родственнику.
Женщины в нашем обществе не имеют права распоряжаться деньгами и вести бизнес до тех пор, пока им не исполнится двадцать семь лет. Минимум.
Мужчины нашего общества считают, что мы, слабый пол, недостаточно соображаем в делах рабочих. Не умеем рационально пользоваться материальными ресурсами и при первой же удобной возможности спустим всё на тряпки и сумочки дорогих брендов.
Дядя Баграм станет нашим опекуном до того момента, когда мне, как старшей дочери, не исполнится двадцать семь лет. Такие правила.
— Есть вопросы? — деловито складывает руки на груди. Он тщательно обводит взглядом весь дом, я замечаю, как возбуждённо расширяются его зрачки.
— Уйма.
— Хорошо, но мне на это плевать. То, что написано пером — не вырубишь топором. Я ваш опекун, отныне этот дом принадлежит мне, ваши судьбы в моём распоряжении.
Баграм сразу же принимается диктовать свои права, выхватывая из моих рук бумагу. Небрежно комкает и засовывает их обратно в чемодан.
— Ведёте себя покорно — не знаете проблем. Попытаетесь взбрыкнуть — пеняйте на себя. Я всего лишь хочу сделать из вас достойных леди, чтобы не стыдно было перед обществом. По дому всю работу делает прислуга, верно?
