Я все-таки достал из Щели между Мирами чашку кофе. Потому что кофе – это тоже своего рода Благословение. Узкоспециализированное, только для меня.
Джуффин и леди Сотофа традиционно скорчили брезгливые рожи. На самом деле, запах кофе им до одного места, просто они любят меня дразнить. Зато Гэйшери переметнулся на подоконник и буквально сунул в чашку свой здоровенный нос.
– Вытащили из другого Мира? – обрадовался он. – Ну вы молодец! Ловко выкрутились, чтобы избежать напитков, приготовленных при помощи этой вашей так называемой «Очевидной магии», которая только портит естественный вкус.
Я не стал говорить, что ничего такого не избегаю, а преспокойно смешиваю одно с другим. А то, чего доброго, снова начнет стучать кулаком и орать: «Ненавижу!» Мило, не спорю, но это представление я уже видел. А от повторов быстро впадаю в тоску.
Гэйшери тем временем отобрал у меня чашку и осушил – залпом, до дна.
– Извините, похоже я вам ничего не оставил, – сказал он; впрочем, без особого раскаяния. – Но вы же можете добыть еще?
– Сколько угодно, – кивнул я. Спрятал руку под полой лоохи, извлек из Щели между Мирами еще одну чашку кофе и очень быстро, пока не отняли, выпил все.
– Противоречивый напиток, – заметил Гэйшери. – Как, собственно, и вы сами. Я не люблю горький вкус, но у этой горечи есть обаяние, которому трудно противиться. Пока пил, думал: «Больше никогда!» Однако минуты не прошло, а я уже хочу повторения. Хотя заранее понимаю, что, сделав глоток, снова прокляну все на свете. А допив, попрошу еще… Нет-нет-нет! – воскликнул он, заметив, что я снова прячу руку под полу лоохи. – Это я теоретически рассуждаю. На самом деле с меня хватит. Обычно на другом конце Моста Времени я вообще ничего не ем и не пью. Не то чтобы это могло нанести ущерб организму, просто у меня такая примета. Даже не столько примета, сколько предубеждение: не хочу, чтобы мое тело хотя бы отчасти состояло из материи будущего, в котором меня уже нет. Как-то это чересчур поэтично. А от поэзии один вред!
Я ушам своим не поверил, хотя вроде бы уже успел убедиться, что этот древний Темный Магистр – конченый псих.
– Какой вред может быть от поэзии?!
– Да самый обыкновенный. Она бывает настолько хороша, что может заменить вдохновенному человеку магию. Занять в его жизни все предназначенное для магии место. Уж я-то знаю, о чем говорю! Сам однажды так влип. Только и делал, что читал и писал стихи – ну, правда, в обнимку с собственной Тенью, а ей все довольно быстро надоедает, не продержалась и дюжины лет. Как я тогда сердился, не представляете! Но, положа руку на сердце, только легкомыслие Тени и спасло меня от окончательного превращения в литератора. Ужасно могла бы сложиться судьба!
У меня голова шла кругом – не столько от его откровений, сколько от физической близости такого могущественного существа. Пока Гэйшери сидел рядом с Джуффином и Сотофой, все-таки было полегче. А теперь – хоть в окно от этого счастья сигай.
Но я взял себя в руки – уже, наверное, в сотый раз за это бесконечное утро – и попросил:
– Вы бы все-таки рассказали мне про свое Благословение. Как оно действует и для чего предназначено? И самое главное, что теперь делать со всеми этими нашими хулиганами?
– А зачем с ними что-то делать? – удивился Гэйшери.
– Ну как же… – начал было я, намереваясь сказать, что все околдованные, ну или ладно, благословленные, вели себя, мягко говоря, странно и причинили кучу неприятностей другим.
