Отдай мою посадочную ногу - страница 30



Плечи у Гриши сразу опустились, взгляд потускнел – сидит, в стенку смотрит.

– Будет лучше, если мы с ней поссоримся…

– Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?

– Если я вдруг исчезну… для неё это будет ударом.

– Ага… – сказал я, помаленьку приходя в себя. – Нормально… А раньше ты что же?

– Раньше она не относилась ко мне серьёзно.

Вот так! А я думал, он ничего не понимает…

– Пойдёшь завтра провожать! – бросил я. – И попробуй только не пойди!

Тут я спохватился, что постоянно тычу в Гришу стволом, и засунул пистолет рукояткой в карман.

Гриша моргал. Поссориться с Люськой – пара пустяков, а вот помириться… Внезапно лицо его прояснилось. Придумал, значит.

– Минька, – осторожно начал он. – Тридцатого наши всей сменой за грибами собираются… На автобусе…

– Не бери в голову, – сказал я.

– Да, но… Люся ведь тоже едет…

– Слушай, Гришк! Ты просто не знаешь, что я за человек! Вот попомни мои слова: стоит нам высунуть нос за город – и машинка заработает! По закону подлости – знаешь такой закон?.. В общем, никаких грибов, Гриша. Нельзя нам от майора отрываться…

* * *

Кончался август. И я не знаю, в чём дело, но только Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на другую сторону переходить. Но однажды всё-таки не уберёгся.

– Ну куда ты полез, Миша! – услышал я совсем рядом её рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. – Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!

Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.

– Миша?.. Здравствуй…

А губы – ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный…

– Привет… – осторожно отозвался я. – Как жизнь?

– Вот… погулять вышли… – ответила она.

Я смотрел на неё и соображал, что бы ещё такое сказать.

– Я слышал, развелась ты…

– Развелась. А ты? Так до сих пор и не женился?

– Да некогда всё, – сказал я. – Дела.

Тут подошвы моих кроссовок словно приплавились к асфальту, а рука сама прыгнула в сумку, где лежал пистолет. Вдоль решетки сквера прямо на нас шли трое молодых людей. Все одного роста, смуглые, горбоносые… Гортанно переговариваясь, прошли мимо. С Кавказа, видать, ребята… Я наконец обратил внимание, что Наташка меня о чём-то спрашивает.

– Дела? Какие?

– Такие дела, что закачаешься, – хмуро ответил я.

– Скамейку нашу помнишь? – спросила она вдруг.

Я буркнул, что помню.

– Сменили её. Новую поставили…

– Серьёзно? – сказал я. – Надо пойти посмотреть.

Она жалко улыбнулась уголком рта.

– Чего уж там смотреть…

Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера – протискивался меж прутьев туда и обратно.

– А у меня день рождения скоро…

– И что? – насторожившись, спросил я.

– Приходи. Если сможешь, конечно…

Так… Потянули телка за верёвочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чём дело. Всё прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.

– Не знаю, в общем… – промямлил я. – Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…

* * *

Кое-как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко: «НАТАША!» Ладно. По грибы – так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе – возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!

Кто-то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.