А непогребенные – это те, кто на дороге этой сгинули. Или в болотах, или там, где Плешь сейчас… Понял?
– Угу, – отозвался Птицелов. – Только чего их бояться, все одно – мослы да черепушки…
– Старики сказывают, – вклинился в разговор Хлебопек, – души непогребенных в упырей вселились. Думаешь, почему их упырями кличут?! То-то! Упыри и есть. Не погребли их по обряду, не отпели даже. Вот они и лютуют теперь.
– А по-моему, байки все это, – сказал Птицелов. – Бабские суеверия… Упыри – это всего лишь большеголовые мутанты. И ничего больше. Так, говорят, сам Колдун считает…
– Сам он мутант большеголовый, – непочтительно отозвался Киту. – Помнится, принц-герцог говорил, что упыри до Гриба были обычными псами. Преданными, понятливыми, ласковыми… А после – в них словно бес вселился. Лаять и хвостами вертеть разучились. Зато бурчат теперь, почти по-человечески. Ушлые стали, любой капкан обойдут за версту…
И человечиной не брезгуют, сам знаешь…
– А куда это подевался, ваш принц-герцог? – спросил Птицелов, чтобы сменить тему. – Только и слышу: принц-герцог то, принц-герцог сё, а самого в глаза не видал…
– Уехал он, – откликнулся Бошку. – Как Башни сломались у северян, так и уехал. В Столицу подался.
– Что же это он, благодетель, бросил вас, что ли?
– Не трепи, чего не знаешь, – окрысился вдруг Колотун. – В Столицу он подался, тебе говорят, у новых властей за нас, сирых, просить. Помощь чтоб какую, пилюль, жратвы, одежонки подбросили чтоб…
– И давно?
– Да перед самым твоим приходом отбыл.
– Давненько, – заключил Птицелов. – Может, и забыл уже о вас… сирых.
– Как щас перетяну по хребтине! – вмешался дядька Киту. – Не знаешь ты принца-герцога, а вякаешь! Ничего он не забыл! Ходит там, пороги обивает, болезный, медальками своими бренчит, ради нас старается… Думаешь, северяне из-за мутантов-выродков так сразу все дела свои бросят?! Как же, держи карман шире!
– Ничего я не думаю, – огрызнулся Птицелов. – Что я, северян не видел?
– Не видел, так увидишь, – невпопад ото-звался Бошку. – Тихо!
Гортанные возгласы, переходящие в подвывание и нечеловеческий хохот, нарушили тишину ночи. Они раздавались то тут, то там – со всех сторон сразу.
Мутанты остановились, сгрудились, выставив оружие, до рези в глазах всматриваясь в полумрак.
– Так тебя перетак, – заныл Бошку. – Накликал беду, мясоед тебя задери… Говорил же, не тревожь непогребенных, мутант шестипалый…
– Отобьемся, – не слишком уверенно заявил Птицелов.
– Как же, отобьешься ты от них ночью, – пробурчал Киту, половчее перехватывая дробовик чешуйчатыми ручищами. – Ночью для них, людоедов проклятых, самая охота…
– На дороге они нас точно порвут, – рассудил Хлебопек. – К скалам надо отступать.
– И верно, – поддержал дружка Колотун. – Заберемся повыше, не достанут.
Теснясь и подталкивая друг друга, они двинулись к ближайшему утесу. Почти человеческие выкрики и почти звериный вой раздавались все чаще, но казалось, что издали. Может, упыри просто пугали людей? Насмехались над ними на упырьем своем языке, а нападать и не думали?
Как бы не так. Мутанты успели пройти лишь несколько шагов, и путь им преградили серые тени. Упыри двигались бесшумно, и стало понятно, что бормотание, вой и хохот, что доносились отовсюду, были лишь звуковой завесой. Обычная тактика «большеголовых мутантов»…
Киту вскинул ружье и не целясь пальнул по ближнему зверю. Двустволка ахнула дуплетом. Эхом отозвались скалы, заодно подхватив жалобный визг раненого упыря. Ружье дядьки Киту было заряжено самодельными патронами, начиненными самодельной же картечью. Убойная штука. Только перезаряжать долго… Киту достал из сумки новые патроны, переломил ружье, но зарядить не успел. Откуда-то сверху – надо думать, с ближайшего утеса – на него обрушился упырь.
