– Как думаешь, Бошку, догоним мы гада? – спросил Птицелов, поглядывая на хмурящееся небо.
– Теперь точно догоним, – ответствовал мутант. – Вон его следы. Куда ему деться?
Колотун боязливо покосился на дно котловины, все еще затянутое туманом. Густым, плотным, будто слежался за много лет.
– Как мы его найдем, в этаком молоке? – вопросил Колотун.
– Развиднеется, – лениво отозвался Бошку.
Птицелов глубоко затянулся, обжег губы и сплюнул окурок.
– Идти пора, мужики! – сказал он. – Мы тут лясы точим, а Лия там, может, от страха сама не своя…
Мутанты сразу поскучнели. Начали собираться. Видно, что им страсть как не хотелось спускаться в котловину, где неподвижными клубами стоял странный туман. У Птицелова тоже было тревожно на душе. Что-то подсказывало ему: не стоит туда идти. Не то чтобы опасно там, а как-то… неправильно, что ли?.. Не по-человечески. Но Птицелов помотал головой, вытряхивая непонятно откуда взявшуюся в ней тревожную муть, взял тесак наизготовку и решительно зашагал вниз.
Он шел не оглядываясь. Он знал, что товарищи тащатся следом, так они громко сопели и вздыхали.
Охотнички, думал Птицелов, и как они только к дичи подбираются? Ведь за версту же слышно!
Дорога становилась все круче. Ноги теперь сами несли Птицелова. Последние метры он преодолел почти бегом, но у кромки тумана, который был не совсем туман, а может, совсем не туман, мутант остановился.
Неподвижным этот «туман-нетуман» выглядел только сверху. Здесь же, на дне карьера, он едва заметно «дышал». Медленно, в едином ритме вздымался и опадал, как исполинская белая грудь спящего великана. Птицелов присел на корточки, коснулся тумана ладонью. Отдернул, будто его током ударило. Поднес руку к глазам. Ладонь была покрыта крохотными каплями, как испариной. И в каждой капельке горела огненная точка. Птицелов посмотрел вверх. Небо затянуто тучами, вот-вот пойдет дождь, однако капли у него на ладони отражают Мировой Свет. Как это может быть?
– Что это у тебя? – спросил Бошку, глядя Птицелову через плечо.
– Не знаю, – пробормотал тот.
– Упырь меня задери, – проговорил Бошку, – если я туда пойду…
Птицелов покосился на него.
– А как же Лия?
Бошку махнул костлявой лапищей.
– Пропала твоя Лия… И мы в этом проклятом месте пропадем, как пить дать!
– Значит, не пойдешь?
Бошку покачал нечесаной гривой.
– Не обессудь, Птицелов, не пойду… Боязно что-то.
– А ты, Колотун?
Но Колотун лишь хлопал глазами и пятил-ся.
– Ладно, – сказал Птицелов, распрямляясь. – Ждите меня… нас здесь.
– Ружжо возьми, – предложил Бошку.
Птицелов отмахнулся: обойдусь, дескать.
Зажмурился. Набрал в легкие побольше воздуху. И шагнул в странный туман, будто в отравленную реку.
Этого Птицелов ожидал меньше всего.
Едва поверхность «тумана-нетумана» сомк-нулась над ним, он очутился в… лесу. В самом настоящем лесу, вроде того, что по эту сторону Голубой Змеи.
Впрочем, нет. Таких лесов не осталось больше нигде. Раньше были, старик Отту рассказывал, а теперь – нет.
Высокие деревья с ярко-желтыми стволами и темно-зелеными кронами. Сквозь листву пробивается небывалый в Мире бело-зеленый свет. Играют на разлапистых ветвях папоротников световые пятна.
Птицелов выдохнул пыльный воздух мелового карьера и вдохнул тот, что был здесь, – сладкий, напоенный незнакомыми ароматами, чистый. Его хотелось пить или даже есть. Кромсать сочными ломтями и запихивать в себя сколько влезет.
