– Нешто троих? – в голосе воеводы послышалось искреннее уважение к собеседнику. – Тотчас распоряжусь облаву устроить! От меня не уйдут!
– Ладно, не суть, – досадливо отмахнулся начальник Земского приказа, – расскажи про Хлопову? Только подробно, не упуская мелочи!
– А чего рассказывать-то, Степан Матвеевич? – Стромилов помялся, подбирая слова. – Приехали третьего дня. Как ссыльных поместил у себя в гостевой половине, под надзор. Все хорошо было до сего дня. А сегодня вдруг упала в горнице, и дух из нее вон!
– Подробнее, воевода, – раздраженно повысил голос Проестев, – подробнее, с кем была, что делала, кто заходил?
Стромилов почесал затылок, вспоминая.
– С дворовыми девками сидела, вышивала. Приходила ключница, принесла пряники с пастилой, которые Мария Ивановна любит без памяти. Потом доктор, государем присланный, заходил. Принес шкалик с микстурой. Он его каждый день носит. Да еще старуха Балабошка тайком заглядывала.
– Кто такая?
– Знахарка местная, – Стромилов немного смутился, – сам не проверял, но люди говорят, хорошо чечуй заговаривает25
– Понятно.
Проестев на мгновенье задумался, уставившись в крашенные доски пола. Мысли его были проворны, а решения стремительными.
– Расскажи мне про доктора?
– Да чего рассказывать? Обычный немец, только, сволочь, горбатый.
– Ты хоть бумаги его видел? Подорожную, врачебные аттестации, кто выдал, когда?
– Обижаешь, Степан Матвеевич, первым делом проверил! Подорожную подписывал дьяк аптекарского приказа Вьялица Потёмкин. Я его руку еще по Москве помню. С остальными бумагами тоже всё в порядке. Да в чём-дело-то?
– А дело в том, что филин ты ушастый, а не воевода. Не посылал государь к своей невесте никакого доктора. Понял?
На лице Стромилова мгновенно отразились смятение, страх и пылкое желание кипучей деятельности одновременно.
– Да я его на ремни распущу, я ему…
Рассказать, какие еще безумные казни он придумает для самозванца, воевода не успел. Проестев остановил его словоизлияния, жестко усадив на лавку.
– Вот что, воевода, ты в это дело не лезь. Без тебя разберутся. Бери коня и скачи в Гледенский монастырь. Твое дело – Хлопова. Молись, чтобы девица выжила. А потом будешь ходить за ней по пятам и не дашь волосинки с её головы упасть! Понял?
– Помилуй, Степан Матвеевич, что я ей нянька что ли? – завыл от обиды Стромилов. – У нее сторожей хватает… Уж прости, сударь мой, но это дело не для меня!
Проестев больно схватил воеводу за плечо и посмотрел ему в глаза своим жутким немигающим взглядом, словно пытался распилить его пополам.
– Ты не понял, Юрий Яковлевич, это не просьба и не предложение. Ты будешь охранять царскую невесту даже ценой собственной жизни. Если я прикажу, ты за ней не только ходить, ты носить за ней будешь… этот, как его?
Проестев защелкал пальцами, вспоминая забытое им слово.
– Чего носить-то? – хмуро поинтересовался Стромилов, обиженно сопя.
– Ну, это, – наморщился Проестев – жопа с ручкой?
– Ночной горшок, что ли?
– Точно, – облегченно выдохнул начальник Земского приказа, – спаси Христос! А теперь поспеши в обитель и о том, что я здесь, никому!
– Да понял, не дурак! – буркнул Стромилов уязвленно.
Он вышел за дверь, и через некоторое время со двора донеслось лошадиное ржание и удаляющийся топот копыт.
Проестев расслабленно потянулся и завалился на лавку у окна, но услышав шорох, резко поднялся на локтях. Всеми забытый татарин Касим всё еще стоял в дверях, не зная, что ему делать?
