– А чего́ писа́ть-то, отче? – спроси́л ю́ноша, охо́тно открыва́я черни́льницу и про́буя но́гтем остроту́ гуси́ного пера.
– Напиши́ для́ нача́ла все согла́сные в две стро́чки по 12 в ряд.
– А́га, – кивну́л голово́й Маври́кий и стал усе́рдно выполня́ть зада́ние, да́же не поинтересова́вшись у мона́ха, заче́м он э́то де́лает.
Прикуси́в от усе́рдия язы́к, он каллиграфи́ческим подчерком выпи́сывал на бума́ге бу́квицы алфави́та, нату́жно сопя́ и счита́я их в уме́ из опасе́ния ошиби́ться. Вози́лся он с поруче́нием дово́льно до́лго. Оте́ц Фео́на в э́то вре́мя неспе́шно листа́л страни́цы «Геогра́фии» Помпония Мелы , пода́ренной ему́ когда́-то ста́рцем Проко́пием. Наконе́ц Маври́кий зако́нчил и показа́л наста́внику результа́ты свои́х уси́лий:
Б, В, Г, Д, Ж, Ѕ, З, К, Л, М, Н, П,
Р, С, Т, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ѯ, Ѱ, Ѳ
– Молоде́ц! – похвали́л его́ Фео́на бе́гло оки́нув взгля́дом рабо́ту по́слушника, – а тепе́рь напиши́ своё и́мя меня́я ве́рхние бу́квы на ни́жние и наоборо́т.
Маври́кий жи́во заскрипе́л пером, бубня́ себе́ под нос:
– Кси… сло́во… бу́ки…
Зако́нчив, он придви́нул тетра́дь Фео́не и вопроси́тельно посмотре́л на него́. На листе́ бы́ли стара́тельно вы́ведены два сло́ва МАВРИКIЙ и ѮАСБИШIЙ
– Поздравля́ю, мой друг, – улыбну́лся мона́х, – ты то́лько что написа́л свою́ пе́рвую «тараба́рскую гра́моту» .
– И всё? Так про́сто? – воскли́кнул Маври́кий и го́лос его́ задрожа́л от восто́рга и нахлы́нувшего вдруг чу́вства сотворе́ния чего́-то досе́ле ему́ неподвла́стного и неве́домого.
Фео́на сде́ржанно потрепа́л по́слушника по плечу́ и ещё раз бро́сил взгляд на зашифро́ванную им на́дпись.
– Про́сто, говори́шь? Нет брат Маври́кий, э́то не про́сто! Ты осво́ил тараба́рскую гра́моту, а есть ещё му́драя литоре́я и монокондил, та́йнопись «решётка» и та́йнопись в квадра́тах . Вообще́ «зате́йным письмо́м» на Руси́ уже́ лет четы́реста удиви́ть нельзя́. Существу́ют деся́тки, а мо́жет и со́тни спо́собов сде́лать посла́ние поня́тным лишь тем, кому́ оно́ предназна́чено, но э́то зна́чит, что есть и те, кто с э́тим душе́вно не согла́сен. В на́ше вре́мя секре́ты до́лго не живу́т. Глаза́ и у́ши, охо́чие до чужи́х тайн, найду́тся всегда́.
– А е́сли приду́мать таку́ю та́йнопись, кото́рую никто́ не разгада́ет и да́же не поймёт, что э́то тако́е? – прошепта́л наи́вный и́нок, с наде́ждой гля́дя на наста́вника.
Оте́ц Фео́на ладо́нью разгла́дил седе́ющую бо́роду и, закры́в тетра́дь, посмотре́л на Маври́кия с неожи́данным интере́сом.
– Лу́чшее ме́сто для хране́ния тайн – со́бственное неве́дение, – сказа́л он, убира́я тетра́дь обра́тно за ико́ны, – впро́чем ты догада́лся о гла́вном: как пра́вило, надёжно сокры́тое – многокра́тно лу́чше, хорошо́ зашифро́ванного. Лет сто наза́д оди́н мона́х-бенедикти́нец по и́мени Иога́нн Тритемий назва́л сей спо́соб стеганогра́фией .
Маври́кий, чья ве́ра в беспреде́льность зна́ний наста́вника была́ сродни́ религио́зному поклоне́нию, не мог удержа́ться от вопро́са.
– А что э́то, оте́ц Фео́на? – спроси́л он, ёрзая на ла́вке.
– Как тебе́ сказа́ть, что́бы ты по́нял? – заду́мался мона́х, подбира́я ну́жные слова́, – ну вот е́сли та́йнопись скрыва́ет содержи́мое посла́ния, то стеганогра́фия скрыва́ет сам факт его́ существова́ния. Понима́ешь? Его́ как бы нет.
– Ишь ты! – восхити́лся Маври́кий, – вида́ть голова́стый мужи́к был э́тот Тере́нтий?
– Тритемий – улыбну́лся Фео́на, – он приду́мал то́лько назва́ние, а самому́ спо́собу уже́ ты́сячи лет. Чита́л я у Геродо́та в его́ «Исто́рии», что хитроу́мные гре́ки писа́ли сообще́ние на бри́той голове́ раба́, а когда́ во́лосы отраста́ли то отправля́ли его́ получа́телю, кото́рый вновь его́ брил и чита́л доста́вленное сообще́ние.
