– Можешь ударить, – пожал плечами Андрей. – Я все равно прав.
– Вот и радуйся, – нужно было следить за окрестностями, а не слушать этого олуха. – Что толку быть правым, если мы в жопе?
– В следующий раз ты меня послушаешь, и авось жопы не будет.
– В прошлый раз я тебя послушал, и была жопа.
– Такое тоже случается.
– Вот поэтому я тебя никогда и не слушаю.
– Ребята беспокоятся, – посетовал Андрей.
– Они всегда беспокоятся. Я что должен сделать?
– Ты мог бы вытащить нас отсюда. Мы уже две недели не сходим с места.
– Я как раз этим и занимаюсь, – «Как же меня все достало, сплошное нытье. Не мог хотя бы немного помолчать? И так тошно». Бевз то, Бевз это. Всегда только он обо всем беспокоится и делает, а им лишь бы на готовенькое слететься, как мухам на дерьмо. Одному быть гораздо удобнее. Лишней вони нет, телодвижений тоже. И над ухом никто не ноет. Не нужно изображать из себя наседку. Надоело.
– А зачем нам тащиться в эту Синявку? Мест получше что ли нет? Скоро войска должны пройти. Двинемся следом.
– Это тебе кто сказал? Сорока напела?
– Авунгарт же прошел.
– Авангард.
– А я как сказал? В общем, войска этих черных уже прошли, там, южнее. Царь же воюет с мятежным княжеством Ве́рес. Может, вслед за войсками пойдем? Поживимся как раньше.
– Много болтаешь, – сплюнул Бевз. Он все не мог решить, как ему поступить. Способ, о котором говорил Андрюха, был больно соблазнительный. Но на них шла охота, высунутся раньше времени – и им подпалят пятки. Или на вертеле зажарят. И не видать птичке вольных просторов. Нет, надо ждать, готовиться. Бевз ненавидел сидеть без дела, что хорошего в том, чтобы тупо ждать? Надо бежать, рубить, брать свое. А он прячется как улитка, боясь нос высунуть из домика! Не порядок. И так уже все внутри кипит, наружу просится, а нужно держаться.
– Я болтаю, потому что ты говоришь мало.
От оплеухи Андрей увернуться не успел, потер затылок да досадливо шмыгнул носом как мальчуган. «И поделом, хоть в тишине поедем». Кони были справные, неплохие. Бевз радовался такой полезной находке. Старик на ферме не ерепенился, отдал без ругани. Мышцы огорченно надулись.
Синявка, показавшаяся из-за холма, была обычной крупной деревенькой. Таких в Вересе были сотни, или сколько их там. За всю жизнь Бевз повидал их столько, что все они стали для него на один лад. В таких местах словить можно не так много. Пару кур, еще какой еды впрок, лошадей если повезет, да какую-нибудь девку посочнее, чтобы пригрела на груди. Была тут одна такая. Сладкая, как патока. Бевз поерзал в седле и на секунду взглянул в сторону, где должен был быть ее дом. Но лишь на секунду.
Сейчас он ехал сюда с вполне ясной целью. Синявка была ему знакома. Нужно было послушать, понюхать, чем в округе пахнет. Чутье у Бевза было что надо, лучше, чем у кошки, потому и живой до сих пор. Опасность за версту чует, вот и сейчас в груди что-то неприятно зашевелилось.
На площади было немало людей, хотя никакой ярмарки видно не было. Пестрая в своей убогости толпа нервничала. Нечто нервное и важное витало в воздухе. Скоро и громкий голос донесся до ушей, а за ним возник и его обладатель – самый обычный мужичок, надутый как гусь, стоял на помосте в центре небольшой площади.
– Найти и рассказать старосте, высокородным али капитанам царским, что в селении будут находиться, не мешкая! Ибо рядом банда душегубов опасная, извести надо. За помощь в поимке десять золотых корона платит. А за их предводителя, мерзкого Бевза Горелого, что разыскивается за дезертирство, разбой, убийство, насилие, бохохульство и кражу – двадцать золотых. Сорок за живого!
