— Я уже наелась, — откладываю салфетку. — Думаю, мне лучше уйти.
Хочу подняться, но меня останавливает голос Владимира:
— Сидите. Я собирался поужинать у себя, но раз мы все здесь, то давайте изобразим, что мы одна дружная семья.
С этими словами он отодвигает свой стул и садится. К нему тут же подлетает горничная Ирина с горячими блюдами.
— Ой, Вова, ну что ты, — заливается Эля. — Мы всегда рады, когда ты к нам присоединяешься.
Владимир кидает на нее хмурый взгляд. Что-то он явно не в настроении.
— На следующей неделе родители приезжают, — в разговор вступает Виктор.
— Я знаю, — кивает его брат. — Поэтому и вернулся пораньше.
— Чудесно. Как раз сообщим им приятную новость, — улыбается Эля.
— Они еще не знают? — взгляд Владимира переходит ко мне.
Безразлично скользит по лицу и упирается в живот. Точнее, в ту часть под грудью, которая видна над столом.
— Ой, ну когда бы мы им сказали? Катя только сегодня к нам переехала. К тому же мы с Витей решили сделать сюрприз. Соберем здесь всех, устроим семейное торжество… Ой, надо каких-нибудь звезд позвать! Кто там у нас сейчас самый модный?
Я со страхом смотрю на нее. Ничего себе она тут устроить хочет!
Эльвира переводит на меня взгляд. На ее довольном лице мелькает непонятная эмоция, но тут же проходит.
Владимир морщится, будто уксуса хлебнул.
— Никаких торжеств. Если хочешь — отметь с родителями по-тихому, и хватит, — говорит он.
— Ну почему? — Эля надувает губки.
— Потому что я так сказал. Будешь спорить?
***
Голос Владимира тихий, спокойный, почти безразличный. Но в нем столько власти, что невозможно не согласиться.
— Вовочка, — в тоне Эльвиры появляются пищащие нотки, от которых режет слух.
“Вовочка” продолжает есть, будто ничего не происходит. Я завороженно смотрю на вилку в его длинных пальцах. Вспоминаю, как он держал ручку, когда подписывал договор. Определенно, это те самые пальцы.
— Витя, — Эля переводит взгляд на мужа. — Ну скажи что-нибудь!
Тот пожимает плечами:
— Мы еще обдумаем, что да как, — говорит, ища компромисс.
— Ну хоть на благотворительном вечере! — не унимается Эля. — Давайте объявим! Это же такое событие для Барковских!
— Нет, — синхронно отвечают братья и смотрят друг на друга исподлобья.
Они очень похожи. Как оригинал и дешевая копия.
В столовой воцаряется тишина. Неприятная, напряженная. Мне неуютно рядом с этими людьми, но отступать уже поздно.
Слуги приносят чай. Расставляют чашки.
— Черный, зеленый, фруктовый? — перечисляет Ирина, обращаясь ко мне.
— Черный, пожалуйста…
Очень неловко, что мне прислуживает женщина, которая старше меня.
— Сахар? — уточняет она.
— Я сама, — улыбаюсь ей.
Ирина кивает и ставит рядом сахарницу. Набираю пару ложек и начинаю размешивать. Стук ложки о чашку кажется очень громким. Чувствую на себе ледяной взгляд.
Владимир выразительно смотрит то на меня, то на мою чашку. Мол, что так громко.
От этого взгляда мурашки по телу. Хочется спрятаться.
Беру чашку в руку и делаю глоток. Чай обжигает. Дергаюсь, и часть горячей жидкости выплескивается мне на грудь.
Я машинально подскакиваю. Фарфоровая чашка выскальзывает из пальцев, которые стали вдруг непослушными. И в дребезги бьется об пол…
По начищенному паркету растекается лужа.
Эля подскакивает за столом.
Миг — и рядом со мной оказывается Вова. Берет за руку. По телу мгновенно растекается жар, и даже ожог на губе чувствуется не так ярко, как его касание. И пусть до этого момента я видела на его лице раздражение и высокомерие, то сейчас он по-настоящему обеспокоен.
