Последние слова он почти рычит, наклоняясь ко мне.
Еще один себя царем джунглей возомнил что ли? Будто мне мало его сумасшедшего брата, который уже час рычит на меня!
— Не поддельные! — выдыхаю, вжимаясь в спинку дивана. — У меня одна дочь, Настя, все так и есть!
— Тогда кто сейчас лежит в больнице? — Владимир выжидательно сверлит меня синим взглядом. — Этот Илья, он ведь тоже твой ребенок?
— Да, но приемный. Это сын моего мужа от первого брака. Я его просто… усыновила.
Вот, сказала — и сразу стало легче. Теперь осталось дело за малым, чтобы поверили.
Они переглядываются.
— Интересно…
Виктор садится напротив меня, в той же позе, что и Владимир. Причем так, что теперь я оказываюсь между братьями, как при перекрестном допросе.
— Почему ты сразу об этом не сказала? — недоверчиво щурится Владимир.
Его вопрос меня злит. Неужели такой глупый, что сам до сих пор не догадался?!
— И где я должна была это сказать? —возмущенно смотрю на него. — Возле палаты? Чтобы мальчик меня услышал? Или чтобы медсестры потом по больнице сплетни носили? Илья, вообще-то, считает меня родной матерью!
— Ну, хорошо, а потом? На улице? Я же предлагал спокойно поговорить.
— Разве? А вот я помню, что вы мне угрожали абортом! Даже если бы я начала объяснять, вы бы поверили? Вы и сейчас мне не верите!
То, как оба отводят глаза, говорит, что я не ошиблась.
— Допустим, — Виктор скрещивает руки на груди. — У тебя есть приемный сын. Но почему нам не предоставили информацию о нем?
— Зачем? — отвечаю вопросом на вопрос. — Какое отношение он имеет к нашей сделке?
Владимир подается ко мне, оперевшись локтями на колени. Смотрит в лицо холодным, изучающим взглядом, словно пытается прочитать мои мысли. Виктор что-то хочет сказать, но брат останавливает его скупым жестом. Сразу видно, кто из них старший.
— Как ты докажешь, что не лжешь? — спрашивает он тихо. — Есть документы, подтверждающие факт усыновления?
— Есть, — облегченно киваю, — но мы не держали свидетельство дома, боялись, что дети случайно найдут. Оно у моей мамы, в Рассветном. Помните, куда меня Стас возил?
Я не знаю, кто из этих двоих тогда дал добро на поездку в деревню, но именно Виктор клиент, поэтому я смотрю на него. Он же морщится:
— Мне без разницы, чем занята прислуга в свободное время.
Эти слова неприятно царапают. Значит, я для него всего лишь прислуга? Хотя, чему удивляюсь…
— Врач сказал, что у мальчика тяжелое заболевание, — Владимир продолжает смотреть на меня. — Нужна операция. Это все ради него?
Я шокировано смотрю на мужчину. Когда успел все узнать?
— По телефону, — отвечает на мой изумленный взгляд. — Федор Евгеньевич перезвонил мне еще в больнице.
Да, точно, припоминаю, он с кем-то говорил, когда тащил меня по коридору.
— Ты ради него решила стать суррогатной матерью? — переспрашивает Владимир с нажимом. — Это же не твой сын. Зачем мучиться ради чужого ребенка? Где его мать?
Не могу поверить, что он такое сказал. Это слишком жестоко даже для такого бездушного денежного мешка.
— Его родители развелись, когда ребенку был месяц. Мать его бросила и уехала из страны, мы о ней ничего не знаем. Через год по решению суда ее признали без вести пропавшей, а еще через четыре года — умершей, — объясняю с тяжелым вздохом. — А мы с Сережей поженились, когда Илье было два года. Он считает меня своей мамой. Потом уже у нас общая дочь родилась.
