– Медик, у нас новенький!
Эхо его слов пронеслось по комнате, взбудоражив тишину. Из-за ширмы вышел молодой парень – чуть старше Мышки, в белом халате, наброшенном поверх мешковатой чёрной одежды. Он двигался лениво, будто никуда не спешил, как человек, привыкший к неожиданным визитам. В его руках была старая, потрёпанная книга – он аккуратно закрыл её, отложил в сторону и, наконец, поднял взгляд на Мышонка. Глаза у Медика были спокойные, почти безмятежные – как у тех, кто видел слишком многое, чтобы удивляться чему-то ещё. Медик окинул меня долгим, цепким взглядом – будто сканировал не внешность, а душу. Его лицо было измождённым, осунувшимся, но не слабым – скорее, уставшим от правды, которую он знал слишком хорошо. В глазах – стылый блеск льда, хищный и холодный, но в самой глубине теплилась искра. То ли профессиональный интерес, то ли сдержанная насмешка.
– Пробирался с боем? – спросил он с лёгкой иронией, приподняв бровь. – Обычно ко мне в последнюю очередь заглядывают, когда совсем припечёт. Голос был низкий, ровный, спокойный, как у человека, который повидал и боль, и смерть, и привык к ним так же, как к будничной рутине. Он протянул мне руку – не требовательно, но уверенно. Я пожал её, немного замявшись. В его рукопожатии не было агрессии – лишь опыт и сила, знающая, когда стоит применить себя, а когда – отпустить.
– Мышонок, – представился я. – Так меня тут называют. А тебя?
Медик расхохотался едва заметно – уставшее лицо на миг оживилось, будто кто-то в темноте зажёг спичку.
– Имя себе не выбирал. Все зовут по профессии, так и осталось. Медик. И хватит.
– Пожалуй, согласен, – кивнул я. – Меня тоже как обозвали, так и залипло. Голова и так еле варит, на новое имя фантазии не хватает.
– Ну, показывай, что там у тебя. Крови, я смотрю, нет – и это правильно. Новички редко кровоточат. Но замотать чем-нибудь найдётся, – произнёс он, открывая старый, скрипучий шкаф. Достал оттуда серую тряпку – когда-то, возможно, это был женский топ, теперь – просто бинт.
– Кровь? – переспросил я, недоумевая.
– Ага. Видишь ли, – начал он, ковыряясь в аптечке, – тут раны сами по себе не затягиваются. И от потери крови не умираешь. Смерть наступает только, когда тебя полностью поглощает демон, либо тебе вырвут сердце. Так что хоть пополам тебя разрежь – жить будешь. Но с каждым порезом станет тяжелее. А лечит тут одно – кровь демона. Добровольно отданная.
Он повернулся ко мне, уже с повязкой в руках, и внимательно осмотрел мою ногу. Пять мелких проколов медленно затягивались – кожа словно вспоминала, как быть цельной.
– Повезло тебе, – сказал Медик. – Видимо, тебе досталась капля демонической крови. Добровольной. Заживает само. К следующему циклу, глядишь, ничего не останется.
Он перевязал ногу – ловко, почти машинально – и откинулся на спинку своего кресла, разглядывая меня уже более внимательно. Я порылся в кармане и достал флакон – тонкий, изящный, с золотым ободком. Внутри густая жидкость будто сама светилась изнутри. Я поднял его на свет.
– Это лечит? – спросил я.
Лицо Медика побледнело, глаза расширились. Он резко вытянул руку, будто хотел убрать это из поля зрения. – Матерь божья… Спрячь это немедленно. И никому больше не показывай, – сказал он глухо. – Тут мало тех, кто пожелает тебе добра.
– А можно посмотреть? Ну пожалуйста! – Спайк заглянул из-за плеча с глазами кота из мультика.
