– Ну, что? Поднимем бокалы за этот проект? – спросил мой муж.
– Да, – поднял чашку с кофе Марсель.
Что мне еще оставалось, как поднять бокал с глинтвейном? Мы чокнулись, отпили по паре глотков, а Виктор выпил коньяк залпом, поморщился, встал, пожал руку Марселю, поцеловал меня в щеку, и заторопился на выход. За эти пять минут он съел мясо. Его тарелка сияла чистотой. Мы же с Марселем съели только половину. И еще осталось, что выпить. Поэтому, когда Виктор ушел, мы молча все доели и допили, а потом я закурила.
Было страшно неловко. Да, меня заинтересовал этот проект. И я хотела видеть Марселя. И вот это-то все ломало. Всю мою прежнюю, спокойную, сытую жизнь в довольстве. Довольство миром, собой, мужем.
– Давно вы женаты? – услышала я голос Марселя и вздрогнула.
– Что?
– Сколько вы женаты с Виктором?
– Три года.
Я потушила сигарету и посмотрела в глаза Марселя. В его взгляде теперь и в помине не было добродушного идиотства. Он смотрел на меня пристально и серьезно. Вот только прежней насмешки в его взгляде я по-прежнему не обнаружила.
– И как?
– Хорошо, – быстро ответила я, занервничав. Что за допрос?
– А дети у вас есть?
– Не получились пока. Может, так угодно богу? – ехидно добавила я вопрос.
– Лиз, пожалуйста, не трогай мой сан, хорошо? Я не хочу говорить об этом. Я очень не хочу говорить об этом.
– А я – тем более, – зло бросила я.
Когда-нибудь я тебя расколю, Марсель. Обязательно. Ты остался атеистом. Я слишком хорошо успела узнать тебя, чтобы не верить в твое божественное прозрение. Нет, ты – все такой же. Это просто новая роль. Новые обстоятельства. Я все узнаю. Все. Зачем мне это? Не знаю. Нужно. Нужно, и все. Потому что с того момента, как я увидела его сегодня, мое сердце бьется синкопой и иногда от этого перехватывает дыхание. Я все так же сходила по нему с ума, как тогда, в тот первый раз, как увидела его пять лет назад… Если бы у нас снова, прямо сейчас, произошло то, что произошло тогда, пять лет назад… Но я смотрела на этого нового Марселя и понимала: повторения не будет. Это был чужой Марсель… Он словно ставил перед нами невидимую преграду. Я не могла даже коснуться его руки. А мне так хотелось коснуться его руки… Просто положить свою ладонь на его руку, и держать. И закрыть глаза. И молчать. И просто чувствовать…
– Ты счастлива?
– Что? – встрепенулась я. – Что?
Я отряхнулась от воспоминаний, мотнув головой, и непонимающе посмотрела на Марселя.
– Что? – снова спросила я.
– Ты счастлива?
– С мужем? Или вообще?
– И с мужем. И вообще.
– Да. Вполне.
– Ты уверена?
– Вполне.
– Странно…
– Что?
– Ты должна была просто ответить «да» на мой вопрос, счастлива ли ты. Счастье – оно вообще. Ты не можешь быть счастлива, если не счастлива с мужем. Но ты уточнила, счастлива ли ты вообще или с мужем. Вот это и странно. Вероятно, это означает, что ты не любишь мужа так, как хотела бы его любить. И ты не совсем счастлива вообще. Вполне счастлива – это не счастлива в полной мере. Просто довольна тем, как сложилась твоя судьба. Хотя она могла бы сложиться лучше.
– О, – выдохнула я. – Как же я забыла, что ты всегда увлекался психологией. Но ты одно не учел: я не верю в психологию. Психология, философия, религия – все это одного поля ягоды. Пустые, чужие размышлизмы.
– А статистика?
– Статистика для масс. А среди массы много индивидуальностей, для которых не подобраны ни психология, ни философия. Ты сам счастлив?
