Откровения судебного медика (сборник) - страница 17

Исходя из изложенного Бадаевым А. Б., предстояла интересная (да простит меня читатель за подобную формулировку) работа: нужно было экспертным путем закрепить (или опровергнуть) версию следствия – определить дистанцию выстрела, что при ранении осыпью дроби, а не пулей, сделать вполне реально; установить направление раневого канала и вероятную позу Хунарикова в момент получения огнестрельного ранения; определить траекторию выстрела, что было достаточно важно (дело в том, что Сангинов во время допросов дал показания, что выстрел произошел случайно, когда он поднимал упавшее на землю ружье).

Дело оставалось за малым – исследовать эксгумированный труп потерпевшего Хунарикова М. Многоопытный Александр Большаевич начал кропотливую работу по организации эксгумации. Для этого ему потребовалось ровно 3 месяца, но действовал он наверняка. Для начала Бадаев пытался получить согласие у священнослужителей и родственников, как проживающих в Калмыкии, так и находящихся в Чечне. Кроме того, он связался с Саидом Магомедовичем Пашаевым – сотрудником Республиканской прокуратуры ЧИАССР, который на месте также много сделал, чтобы эксгумация состоялась. Саид Пашаев, выходец из Чечено-Ингушетии, около 10 лет проработал в следственном отделе Республиканской прокуратуры Калмыкии и лишь незадолго до описываемых событий перебрался в Грозный, поэтому с удовольствием готов был оказать услугу бывшим товарищам по службе. О его дальнейшей роли в самом Грозном будет сказано ниже.

Как ни странно, первая препона была не со стороны служителей культа, а со стороны родственников погибшего. Оказалось, что на совете старейшин тейпа было принято решение о кровной мести убийце. Разумные доводы о том, что он содержится под охраной в СИЗО, оказались на первых порах бесполезны. Ответ звучал так: «Мы достанем его и в тюрьме»…

Впервые с фактом кровной мести я столкнулся по службе, уже работая в Бюро СМЭ. Тогда в Калмыкии было совершено преступление, жертвой которого оказался чеченец. Исполнить акт кровной мести было поручено старшему брату потерпевшего, действующему майору Советской армии, служившему где-то в средней полосе России. Он специально подал в отставку, уволился со службы и прибыл в нашу республику для исполнения своей миссии. Убить обидчика ему не удалось, тот получил тяжелую черепно-мозговую травму (пуля скользнула по голове, повредив кости свода черепа, но не задев непосредственно головной мозг). Бывший майор был задержан и предстал перед судом. Тогда этот случай произвел на меня сильное впечатление; мне и в голову не приходило, что родовые традиции могут оказаться сильнее, чем воинская присяга и убеждения коммуниста (еще один миф, вдолбленный в наше «сумеречное» сознание пропагандой, – наивность, граничащая по сегодняшним меркам со скудоумием); майор, разумеется, был членом коммунистической партии Советского Союза…

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Достаточное число неосведомленных людей связывают кровную месть с чисто мусульманской (в данном случае – горской, кавказской) традицией, расценивая ее как признак дикости и варварства. Между тем, это далеко не так; вернее, не совсем так.

Институт кровной мести имеет древнюю историю; он существовал практически у всех народов (а кое-где существует и до сих пор), у которых преобладали родоплеменные отношения, а государственные структуры или еще не были сформированы, или не были развиты в достаточной мере. Несмотря на различия в формах осуществления и способах мести, свойственных разным народам, общим является убеждение в том, что без мести нет вечного покоя убитому. Кровная месть основана на архаической мифологии крови, на представлении о непрерывном ее течении в жилах наследников, что дает повод для мести им. Вот почему объектами актов мести мог быть не только обидчик, но и все его родичи, связанные единством кровного происхождения. Ранние формы кровной мести строились на принципе возмездия за злодеяния не отдельной личности, но роду, сообществу, основанному на кровном единстве.