Открытки от незнакомца - страница 11



Я высвобождаю отца из платья, которое кладу на рабочий стол, от греха подальше. Потом падаю на колени и пытаюсь собрать бусины. Отец стоит столбом, а я продолжаю кричать на него, пока не появляется миссис Пи.

– В чем дело, что происходит? – спрашивает она с порога. Оглядев комнату, она быстро смекает, что стряслось, ласково берет моего отца за руки и медленно ведет к двери. Их уход сопровождается хрустом бусин у них под ногами. Он что-то бормочет, некоторые слова я могу разобрать, но слова «прости» среди них нет. Я отпускаю их и продолжаю собирать бусины: облизываю указательный палец, бусины прилипают к нему, я по одной, вся дрожа, ссыпаю их в коробку. К счастью, платье почти не пострадало – помялось, но не испачкалось и не порвалось.

Я собираю жемчужины, закатившиеся под стол, когда в комнату возвращается миссис Пи. Я не слышу ее шагов, поэтому вздрагиваю, увидев вдруг у самого своего носа ноги в тапочках.

– Он в порядке? – осведомляюсь я из-под стола.

– Вполне, – звучит ответ. – Дремлет. Вам нужна помощь?

Не дожидаясь ответа, она опускается на четвереньки, принимается подбирать бусинку за бусинкой и складывать их себе в ладонь.

– Я сорвалась и повела себя дурно, – обращаюсь я к ее спине.

– Непростая ситуация, – тихо отвечает она. – Не следует ли вам запирать дверь, когда вы выходите?

Ее благоразумие окончательно меня отрезвляет.

– Обычно я так и делаю, – говорю я, как ребенок, ищущий оправдание, чтобы избежать наказания. – Я вышла всего на секунду. Так мне и надо!

Миссис Пи выпрямляется, упирает руки в бока, потягивается.

– Старовата я, чтобы ползать по полу, – ворчит она.

– Кажется, мы почти все собрали, – отвечаю я. – Бусины такие мелкие, по всем щелям раскатились.

Миссис Пи подходит к платью и гладит ладонью кремовый атлас.

– Какая красота! – вздыхает она еле слышно. – Я и не знала…

– Спасибо, – отзываюсь я, чувствуя, как по моим жилам пробегает электрическая искра гордости.

– А что это? – Она указывает на ситцевую заготовку на манекене.

– Это заказ на следующее лето. Платье будет розовое с желтоватым отливом. Подождите! – Я встаю. – У меня есть образец ткани.

Я выдвигаю ящик и достаю клочок розового шелка, настолько бледного, что цвет кажется игрой освещения. Я протягиваю клочок миссис Пи, и она берет его, осторожно, как мотылька, которому так легко причинить вред. Она гладит ткань, шуршащую от прикосновения.

– Вы такая талантливая, Кара, – говорит она, и я от похвалы раздуваюсь, как индюк. – Отец должен вами гордиться.

Пузырь сразу лопается.

– Дело в том… – начинаю я.

Я вдруг чувствую потребность все честно выложить, чтобы она узнала, какой была жизнь в этом доме долгие годы. Хочется поделиться обидой на отца, отвадившего своими выходками моих друзей и так принижавшего мою работу, что мне потребовалась вся имеющаяся решимость, чтобы не махнуть на нее рукой. Хочется признаться, что его болезнь облегчила, а не усложнила мою жизнь. Но я быстро передумываю и ограничиваюсь стандартными безопасными ответами, которые могу дать всякому проявившему интерес к моим занятиям.

– Честно говоря, отец всегда считал мою работу несерьезной, пустой тратой времени, – начинаю я рассказывать, пытаясь улыбаться. – Он никак не мог понять, зачем женщины тратят сотни, а то и тысячи фунтов на платье, которое наденут раз в жизни, раз браки все равно чаще всего кончаются разводами. Когда я поступила в художественное училище, он заявил, что я пренебрегаю возможностями, которые он мне предоставил, и что лучше бы мне заняться чем-то полезным.