И я очень обрадовалась при этом известии. Я так и сказала, чтобы ей было неприятно:
– Ура! Наконец-то я хоть побуду одна. Как я рада!
А тетя Лена улыбнулась и говорит:
– А я буду слегка скучать.
А я говорю:
– А я вообще нет! Я очень устала от вас!
А тетя Лена сказала:
– О-о, первый невозможный ход, – и указала на наши правила, которые висят на стенке.
А в правилах написано, что если невозможный ход (ну, то есть грубость, там, всякая, или забыла позвонить, и так далее), то я должна сделать одну единицу уборки по тети-Лениному выбору.
– Ляля, давай-ка направляйся мыть унитазик, – сказала тетя Лена (вот так она всегда разговаривает, ужас, да?)
– Чаво-о?! – возмутилась я. – Я что вам, служанка?! Я не буду!!
– Правила, – сказала тетя Лена. – Одну единицу уборки по моему выбору. Счас засчитаю второй невозможный ход, и к унитазику прибавится… э-э… прибавится…
Это у них там на турнирах такое вот. Как собаки все равно дрессированные! Засчитаю, не засчитаю!
– НЕТ! – закричала я. – ТОЛЬКО унитаз!
– Окей, – сказала тетя Лена. – Времечко пошло.
Я мыла унитаз и плакала, какая я несчастная, что бабушка умерла и со мной случились все эти вещи. Почему всем так везет, а мне никогда не везет?
Я нарочно выдавила в унитаз все средство для мытья, чтобы оно кончилось, потом кое-где немножко потерла для вида.
Потому что если вообще ничего не помыть, то тетя Лена догадается и заставит перемывать. Душенька. Ненавижу ее!
Потом я пришла к тете Лене и сказала:
– Все.
– Что-то не очень чисто, – сказала тетя Лена.
– А это потому, что средство кончилось, – сказала я.
– Окей, – сказала тетя Лена. – Штраф пятьдесят рублей из карманных денежек.
– ПОЧЕМУ?! – возмутилась я. – Оно же просто кончилось!!
Но тетя Лена уже ничего не слушала, а спокойно себе пошла на кухню пить чай. Сука. СУКА!!!
* * *
Иногда я думаю, что хорошо бы умереть.
Но потом я думаю, что это не поможет.
Ведь на том свете, которые самоубийцы, не попадают в рай.
А я хочу попасть в рай и встретиться с бабушкой.
Ну, и с мамой тоже, хотя я ее не помню.
Поэтому я не буду самоубиваться.
И буду мучиться всю свою жизнь. Ну, до восемнадцати лет. Пока не вырасту.
Или можно еще сделать что-нибудь такое ужасное, из-за чего меня отправят обратно в детдом. Но я уже поджигала занавески и сама испугалась, а тетю Лену мне напугать не удалось.
А по-настоящему ужасное я делать боюсь. Я ведь все-таки нормальный человек.
Вот Варька на моем месте смогла бы.
И многие в детдоме смогли бы. Они там все чокнутые. А я нет.
* * *
Но наконец-таки наступил вечер, и тетя Лена уехала на свой турнир.
И теперь я была счастлива.
Я могла делать все что хочу!
Сначала я залезла в тайник тети Лены, чтобы съесть все сладкое. Но тетя Лена почти все сладкое спрятала. Оказалось только пол-плитки шоколада. Я ее съела.
Потом я полезла в тети-Ленин стол, где нет замочков. Там лежали только какие-то бумажки. Больших денег не было, а только сложенная в несколько раз бумажка в пятьдесят рублей. Я ее не стала брать, потому что тетя Лена придет и закатит скандал. Тогда я пошла в нашу комнату и, пока Лизка мылась в душе, взяла у нее со стола мелочь. Это за воровство не считается. У меня же штраф, и мне надо деньги себе вернуть как-то. Теперь зато у меня было уже почти двести рублей, и я могла себе что-нибудь купить.
Потом я пошла в магазин и купила большую бутылку «пепси», несколько пачек ирисок и пакет чипсов. И я залезла в постель и там все это съела. И я попросила у Лизки телефон и громко, без наушников, слушала Веру Брежневу. Лизке пришлось самой надеть наушники, потому что она тоже не слушает Веру Брежневу, а слушает каких-то хриплых чуваков, которые грохочут. А я слушала Веру Брежневу, подпевала, рассыпала даже чипсы по всей постели, и мне было весело.
