Откуда приходят сны - страница 8

— А умение останавливать мысли тебе помогало?

Да. Меня иногда тренер ругал:

– Костя! Как ты можешь идти на такой сложный и ответственный вариант? Его надо считать. Я бы пошел по-другому.

– Но я же выиграл?

– Но как ты принял такое решение?

– Очень просто: я почувствовал интуитивно, что надо ходить только так.

В такие моменты возникало состояние медитации, и я вдруг чувствовал прилив сил и спокойствие. И я знал, что надо ходить так, и все будет хорошо. Я делал так и выигрывал. Конечно, иногда были сбои, и я что-то просчитывал, но интуиция усиливалась, и я принимал решения за доской очень быстро.

— А твой учитель принимал такой подход к игре?

Не всегда. Вообще он никого не ругал. Он больше возмущался: «Ну как это можно?!». Ребята смеялись, потому что Александр Моисеевич был очень добрый человек, и даже когда он сердился, ни у кого негативных эмоций не возникало.

— Ты рассказывал, что в какой-то момент начал видеть партии как голограммы. Это раскрывалось видение?

Да. Видение развивалось. Я дошел за год до первого разряда. Александр Моисеевич даже написал отдельную главу в своей книге и назвал ее «Феномен Кости Лурьи». Я не знаю, вышла ли эта книга. Мой учитель потом уехал в Америку, и я потерял с ним связь. А тогда, разбирая партии, я стал углубляться в позиции. Те, кто играют в шахматы, знают, что есть типовые позиции, которые возникают при разыгрывании определенных дебютов. Эти позиции имеют свои плюсы и минусы. Игрок старается выдержать натиск противника и постепенно вывести партию в свое русло, используя сильные стороны своей позиции.

Я иногда разбирал партии целыми днями. Так увлекался, что не замечал, что просидел до вечера. И когда я ложился спать, я начинал видеть эти позиции на доске, как голограмму. Я видел разные варианты, одновременно идущие в разных направлениях. Это было похоже на дерево: ствол и ветви как варианты ходов. И я воспринимал все это одновременно, видел плюсы и минусы разных веток. И вдруг появлялась еще одна ветка: неявная, но единственно верная. Это называется этюдное решение: один очень красивый ход, который приходит после многочасовых расчетов разных вариантов.

— Ты обсуждал с кем-нибудь эту способность видеть партии?

Нет. Я все всегда держал внутри.

— Многие гроссмейстеры практикуют сеансы одновременной игры вслепую. Это то, о чем ты рассказываешь?

Да, эта способность видения позиций на доске у некоторых есть. И мы в нашем шахматном клубе тоже в какой-то момент начали практиковать игру вслепую. Иногда выходило очень забавно: кто-нибудь забывал позицию, и ребята долго спорили, стояла там фигура или нет. Но я всегда стеснялся показывать, что я чем-то лучше других. Эта детская проблема закрытости и нежелания раскрывать свой внутренний мир мне очень мешала, когда я начал вести занятия цигун. Мне было очень тяжело и непривычно. Потом я как-то смог перейти границу внутри и научился открытому общению.

Скажу честно: в школе мне было неинтересно. Но занятия шахматами, поездки на соревнования наполнили смыслом этот промежуток моей жизни. Иногда мой тренер договаривался в школе, чтобы меня отпускали на соревнования. И я стал этим пользоваться, потому что в школе мне очень не нравилось: сама обстановка в классе, постоянный шум на уроках. Я очень хорошо чувствую коллектив: если он работать не хочет, то я тоже в нем работать не могу. А ходить в школу и ничего там не делать – скучно. К тому же, был промежуток, когда я долго болел. В общем, я выпал из школьной жизни. А когда в знаниях серьезные пробелы, пропадает интерес. Мне не хотелось разбираться с уроками, а шахматы, наоборот, меня очень увлекли возможностью свободно решать шахматные задачи и таким образом развивать свое мышление. Очень весело и легко было общаться в нашей шахматной команде, атмосфера доброжелательности и юмора влияла на меня положительно. И я стал чувствовать свободу внутри: стал больше бывать на природе, полюбил гулять днем в Таврическом саду. То есть я стал прогуливать уроки в школе и, конечно, сильно запустил учебу. Но я развивал свои способности сам. Мне тренер говорил, что мастером спорта по шахматам я вполне смогу стать. И я работал. Меня считали по возрасту неперспективным, потому что дети начинают заниматься шахматами очень рано. А я пришел в шахматную секцию в шестом классе. В итоге я многое упустил: меня не взяли в спортивную школу, несмотря на старания моего тренера уговорить руководство школы сделать исключение для способного мальчика. Мне было немного обидно, но я был больше заинтересован самим процессом, чем планами на будущее. Я получал удовольствие от занятий шахматами, а карьера шахматиста, как я понял впоследствии, меня все равно бы не удовлетворила.