Это бесцеремонное замечание спровоцировало у нее чувство стыда и вины.
Она засунула планшет в карман велосипедной сумки.
– Мне пора идти. У меня есть и другие заказы, – сказала она, торопясь обо всем забыть, потому что ей было слишком больно перебирать воспоминания. Ей не хотелось думать, какой веселой и жизнерадостной была ее мать тем летом и какой опустошенной стала после.
– Выпейте чего-нибудь и согрейтесь! – потребовал он.
Неужели она ему понравилась? Эта мысль оказалась не такой ужасной, как должна была быть, и Элли стало совестно. Но потом она почувствовала, как к ее коже прилипает мокрая и грязная одежда, и поняла, до чего она похожа на утонувшую крысу.
Этот мужчина встречается с супермоделями и богатыми наследницами – женщинами стильными, грациозными и сексуальными. Элли никогда такой не была. А последние шесть часов она каталась на велосипеде по лондонскому Вест-Энду под дождем.
– И мы займемся вашей ногой, – прибавил он.
– Что? – тихо спросила она.
– Ваша нога. – Его шоколадно-карие глаза посмотрели на ее ногу. – У вас идет кровь.
Элли взглянула вниз и увидела кровь, сочащуюся из раны на икре через разорванные легинсы. Должно быть, она поранила ногу во время стычки с невестой Доминика. Вернее, с его бывшей невестой.
– Это пустяки, – сказала она. – Мне пора идти.
Но когда она повернулась, чтобы уйти, он снова заговорил:
– Это не пустяки, а кровотечение. В рану может попасть инфекция. Вы никуда не пойдете, пока рана не будет обработана.
– Мне нужно работать, – прибавила она в отчаянии. – Я не могу остаться.
– Я оплачу ваше время, если проблема в деньгах. Я не хочу, чтобы на моей совести был травмированный велокурьер, а также кольцо в восемьдесят тысяч фунтов стерлингов.
Она услышала пряный аромат его одеколона и сладкий запах виски. Ее сердце забилось чаще.
Поддев ее подбородок костяшкой пальцев, он заставил Элли поднять глаза.
– Подождите-ка минуту. Я знаю вас. – Прищурившись, он вгляделся в ее лицо. Она принялась возиться со шлемом, который висел у нее на руке, стараясь его надеть.
Но было уже слишком поздно.
– Моника? – тихо спросил он.
У нее защипало глаза от слез.
– Я не Моника. Моника умерла. Я ее дочь.
– Котенок Элли? – Он был ошеломлен.
Это прозвище он дал ей много лет назад. И она им так гордилась.
Элли тяжело дышала, изо всех сил сдерживая душащие рыдания. У нее больше нет сил, чтобы ему сопротивляться.
– Дыши, Котенок Элли, – пробормотал он.
Она вдохнула и почувствовала его запах.
– Неудачный вечер?
– Худший. – Она едва не хохотнула от его жизнерадостного тона.
– Мне знакомо это чувство. – Он усмехнулся, и его лицо стало красивее.
Она растянула губы в улыбке, отодвигаясь от него, и подняла шлем, который с грохотом упал на пол.
– Было приятно снова увидеться, Доминик, – солгала она. – А теперь мне в самом деле пора уходить.
Он преградил ей путь к двери:
– Не уходи, Котенок Элли. Согрейся и промой рану. Мое предложение все еще в силе.
Она подняла голову и заставила себя встретиться с ним взглядом. Она не увидела в его глазах жалости или нетерпения. Он смотрел на нее оценивающе, словно пытался заглянуть ей в душу.
– Я не могу остаться, – ответила она дрожащим голосом.
Ей не хотелось чувствовать себя такой слабой и хрупкой. Она не желала демонстрировать ему свою уязвимость, потому что от этого она становилась еще более жалкой.
– Ты можешь остаться. – Он не сдвинулся с места. – Как я уже сказал, я оплачу твое время, – решительно прибавил он.
