- И почему же вы бросили своего папу? – впервые задал встречный вопрос, охрипшим напряженным голосом.
- Ну..., - растерялся ребенок, посмотрев на склоненную мать. - Папа обидел маму..., наверное..., - вернув взгляд к Тукаеву. - Я не знаю, - пожала напоследок плечами и посмотрела в окно, ощутив напряжение взрослых.
Поезд въехал в очередной северный городок, сбавляя скорость, приближался к станции. Замедлилось и время в купе, момент стал осязаем. Осуждение и злоба со стороны Тукаева обрели материю и направились в сторону Есении. И девушка не понимала, чем провинилась перед мужчиной. Ведь он ничего о ней не знал, как впрочем и она о нем, но заранее осудил.
"Думает, я лишаю ребенка отца! Да как он смеет меня в чем-то упрекать? Ведь ровным счетом ничего обо мне не знает! Все мужчины одинаковы! Сволочи!"
"Очередная сучка. А с виду внушала доверие. Прибивается к тому, кого легко облапошить, а когда мужик узнает ее лучше, выгоняет. Только малышку жалко", - Архип, послав пренебрежительный взгляд девушке, резко поднялся. Взяв куртку, покинул купе.
- Мама, банки, банки едут! – указывала пальчиком девочка в окно на товарный состав, везущий цистерны с топливом.
- Вера, это называется цистерны.
Дочь, безуспешно попробовав слово на язык, снова называла их банками или бочками. Тукаев на момент их спора вышел из купе, прошел в тамбур и закурил. Отсутствовал почти час. Выйдя на станции проезжающего мимо города, погулял в пределах вокзальной площади, выкурил лишнюю сигарету, пытаясь утихомирить раздражение. С одной стороны вот он шанс завязать отношения с понравившейся ему женщиной, с другой стороны, недоверие густым комом упало в душу, завладевая существом.
7. Глава 7. Непристойное предложение
В обед Тукаев снова ушел в вагон-ресторан, а Есения, накинув пуховик и надев зимнюю обувь, вышла на станции купить у местных бабушек горячий обед. Практика носить еду к поездам так и не изжила себя, а лишь составляла конкуренцию, разнообразя меню и упаковку. В поселках, что находятся на отдалении от промышленных центров, этот вид торговли порой являлся основным заработком местных жителей. Пища была свежей и вкусной, к тому же в разы дешевле, чем в ресторане поезда.
Купив отварной картошки с котлетами и несколько сырников, довольная вернулась к дочери. На радость матери Вера обладала хорошим аппетитом и кушала почти все продукты. Только первое ела с принуждением, но в пути Есения его и не покупала.
Архип вернулся как раз когда они завершили обед и сидели рядышком. Есения потерла круглый животик дочери, а та, хихикнув, в ответ задрала футболку матери пошлепала ладошкой по ее животу. Такую и застал картину мужчина. Ночью он трогал бедро и лицо этой женщины, утром созерцал лик, а в обед увидел пупок и край кружевного лифчика. Как будто сам дьявол искушал, подкинув незнакомку в поезд. Точнее подкинул его, испортив погоду.
Есения, заметив мужчину в дверном проеме, быстро одернула край трикотажа, смущаясь. В очередной раз дочь поставила ее в неловкое положение. Уловив взгляд соседа, заметила, что он изменился. Агрессия отступила, впустив на место интерес иного рода. И Есения, боясь описать что ей привиделось, быстро отогнала прочь непристойные мысли.
"Вот чёрт! Искусительница, бросающая мужа!" – разозлился.
Член снова подпрыгнул в радостном предвкушении и Архип мысленно застонал. Длительное воздержание всплыло наружу самым неподобающим образом. Тукаев уже жалел, что не воспользовался возможностью переспать с гостьей на свадьбе, но там у него не было настроя на секс, затопив другим желанием – иметь полноценную семью. Еще раз окинув взглядом объект похоти, решил, что сделает ей предложение. Выгодное предложение. Как он заметил деньгами она не избалована, более того экономит на продуктах, не покупая ничего лишнего. Да и одежда на ней самая простая. Из драгоценностей серьги-капли с фальшивыми камнями.
