Из кухни раздавался истерический хохот.
«Лучше бы ты меня просто однажды убил» - с перекошенным лицом, повторяла девушка сама себе. «Я же никому не нужна. Никому, ни одному живому человеку. Кому я такая нужна? Ну кому я сдалась? Зачем я вообще родилась такой? Лучше бы вообще не рождалась». Её, получается, никто никогда не любил. Даже Нейт. Никто. Её терпели, принимали, жалели. Ей сочувствовали, и смотрели как на нечто, что никогда не встанет вровень с нормальными людьми. Человек «второго сорта», дорожная грязь. Несамостоятельный, неумелый. Слабое звено. Паразит, балласт.
Теплый воздух, несущий в себе запахи летних трав, врывался в прохладное помещение кухни, словно пытался утешить рыдающую Эмму. Сорвал несколько лепестков герани, один из них взмыл к полотку, и медленно опустился ей на колени. На секунду Фастер перестала плакать. Дрожащими пальцами сняла его с ткани платья, и повращала в руках. Красивый. Приятно пахнет, нежно, и едва уловимо.
Цветок. Цветы красивые, их все любили. Хотя, многие из них требовали тяжелого, муторного ухода, их все равно любили. Их холили, лелеяли, ими любовались. Цветы ничего не умели. Не приносили никакой пользы или выгоды. Они просто… красивые, и все. Только за это их любили.
А некрасивые цветы не любили.
Со страхом Эмма подняла глаза, и уставилась в собственное отражение на поверхности оконного стекла. Пустые, светлые глаза, которые теперь закрыла плотная сосудистая сетка. Распухший нос, красные, закусанные губы. Нездоровая бледность и дрожащие, склеенные меж собой ресницы. Кое-где на щеках проглядывали застарелые следы пролеченной розацеа. Раньше, ко всему, у нее были еще и неестественно красные щеки. Однако хотя бы это, вроде бы, ушло в прошлое.
Не очень красивый цветок. Пухлый, бирюзовый кактус, с крошечным, белым цветочком в центре. Без запаха.
Девушка обреченно выдохнула. Слезы все еще капали на колени. Вот герань – красивый цветок. А она – нет. Кактусы до иронии неказисты. В цветочном магазине Нейт на него даже не посмотрел бы.
Сквозняк носился по дому.
Опираясь на перила второго этажа, мужчина тяжело вздыхал, и с грузной печалью смотрел вниз. Хотелось спустится. Сказать ей, что все нормально, что они по-прежнему будут близки. Но это… дало бы ей только пустую надежду. Она бы снова посмотрела, и попыталась бы обнять. Попыталась бы назвать «мой Нейт», хотя он давно не был её.
Он никогда не был её. И больше не хотел давать пустых надежд, это продлило бы боль. Если от нее отстраниться… отгородиться, общаться как можно меньше, она меньше будет страдать. Ему так казалось. Со временем… со временем она отпустит. Научится быть взрослее, найдет себе новых друзей. В конце концов, она же еще так молода. Переживет это, отпустит. Справится.
Если общаться с ней отдаленно, сухо и по делу, как общаются занятые брат с сестрой. Штайнеру… это казалось лучшей альтернативой, пока он не подберет ей квартиру. Пока не отселит от себя. Уйдет время на то, чтобы Фастер пришла хоть в какую-то норму. Горечь её слез доносилась даже до второго этажа, и он очень хотел спустится. В какой-то момент… больше всего хотел спустится. Однако, одергивал себя и стискивал зубы. Довольно её жалеть. Она всегда просила её не жалеть. Может… хоть раз стоило прислушаться к этой просьбе.
За спиной послышались тихие шаги, и Нейтан прикрыл глаза. Тонкая ручка опустилась к нему на спину, и слегка его погладила.
