– Выпьете со мной немного, доктор? Или я не вызываю у вас доверия?
– Отчего же, выпью. Моравские вина, говорят, отменны.
Я придвинул одну посудину к себе, но заметил, что Вудфолл смотрит в сторону, и повернулся туда. На очередном куске «пляски смерти» скелеты вели прочь из мира живых влюблённую пару. Я впервые задумался, насколько приятно трапезничать в подобной зале. Сколько лет этим стенам? Я читал, что прежде «пляски» украшали почти каждый знатный дом и многие церкви, прятались в проходных галереях и под сводами крытых мостов. Помнить о Смерти и соседствовать с ней было сознательным выбором прошлых поколений; это ныне мы старательно отгоняем её вилами. Вудфолл вернул меня к действительности:
– Жуть берёт, правда? – Он уже смотрел в упор, будто читая мои мысли.
– Так или иначе, пищеварению не способствует, хотя и презанятно.
– И напоминает о важном… – он сощурился. – Жизнь очень коротка, доктор, как бы вам подобные ни старались продлить её человечеству. К вашему возрасту она, наверное, ощущается уже как убегающая в океан река, к моему – как бешеный ключ, а у совсем молодых, лет в двадцать, – как едва берущий разгон ручеёк. Но, так или иначе, поток иссякнет. Любой поток рано или поздно иссякает. Черпайте из него, пока можете. Судя по всему, вы ещё как можете. За вас.
Мы кивнули друг другу и выпили. Белое вино оказалось действительно неплохим, хотя ничего оригинального я не уловил. Да я и не из тех, кто в одном сорте ловит нотки фруктовые, в другом – дубовые, в третьем – мармеладные, а в четвёртом – и вовсе флёр скотобойни. Подобные рассуждения знатоков порой кажутся мне игрой воображения и намёком, что питейный азарт пора умерить. Правда, тут же я вспоминаю, что всего лишь слишком приземлён. Мне легче определить болезнь по запаху изо рта, чем изысканную нотку по глотку из бокала. Если от вина не сводит язык, для меня оно уже недурное.
– Не из всякого потока можно выбраться живым. Вы так не считаете? – продолжал свою странную философскую речь avvisatori.
– Спорно. Думаю, нужно просто хорошо плавать.
Вудфолл рассмеялся очень громко, но посмотрел опять пытливо, строго, исподлобья.
– А вы умеете?
– Смею надеяться. – Я решил перевести тему. – А куда вы отправляетесь?
– Туда, откуда вы приехали, – сразу уступил он. – Давно не был в столице, не знал, что она снова заинтересовалась вампирами. Может, они сами уже там…
Поразительно, он буквально любой разговор переводил либо на что-то парадоксальное, либо на что-то мрачное. Вздохнув и залпом допив вино, я уверил его:
– Когда я уезжал несколько дней назад, там никто не пил кровь.
Вудфолл поставил на стол локти и подался ближе.
– Не все вампиры пьют кровь, доктор. Не все боятся солнца и кольев. И даже не все кем-то укушены. Но есть кое-что, благодаря чему вы всегда отличите их – и истинных, и обращённых, – как бы они ни скрывались.
– И что же это? – Не то чтобы мне было любопытно, но в разговорах с суеверными моравами сведения могли пригодиться, и я решил ими не пренебрегать. – Поразительная красота? Светящаяся кожа? Острые зубы?
– О нет… – Он выдерживал непонятную паузу. – Всё проще и сложнее. У вампиров приятный голос, тон которого не меняется даже в минуты гнева, – точно за них говорит кто-то, кто не знает гнева. У них глубокие глаза – точно сквозь зрачки тоже глядит кто-то другой, древний и мудрый, кто-то вроде… – Вудфолл небрежно кивнул на скелеты, – их Праматери. Кто-то, с кем лучше не сталкиваться.
