Отравленным место в раю - страница 9

И ещё он впервые в жизни нарушил служебную дисциплину: несколько дней не выходил на работу – болел.

Галлюцинации бывают зрительные, слуховые, тактильные и так далее. Каждый орган чувств человека при определённых неблагоприятных условиях даёт сбой и начинает снабжать хозяина ложной информацией. И самое главное, человеку ничего не остаётся, как верить организму. По крайней мере, поначалу – ведь в детстве почти нет повода не доверять органам чувств. Это уже потом окружающие любезно подскажут об ошибках поведения и даже предложат подлечиться. Взрослым быть ответственно.

Иванову почему-то казалось, что он лежит в ящике и его уже давно куда-то везут. На это указывало всё: запах досок, тряска; иногда будто бы из-за деревянных стенок глухо доносились голоса. Хотя нельзя сказать, что он испытывал неудобства: в предполагаемом ящике было постелено что-то мягкое, внутрь поступал относительно свежий воздух. Видимо, здесь предусмотрена вентиляция. Иванов понимал, что, по крайней мере, задохнуться ему не грозит. Иногда Иванов предполагал, что всё это ему кажется. Но время от времени он скатывался в другие ощущения, более глубокие: может быть, происходящее с ним было сном во время галлюцинации. Или приснившейся галлюцинацией. И вообще, он во всём этом запутался. Хотя вряд ли Иванов на самом деле задумывался. Единственное, что он ощущал без сомнения, когда приходил в сознание, были слабость и озноб.

К тому же не было уверенности, что его фамилия – Иванов, но никакая другая на память не приходила. И должен ли он иметь фамилию?

Бывало, Иванов видел себя как будто со стороны, что не помогало прояснить ситуацию, да он уже давно и не пытался это сделать. На него снизошла умиротворённость. К тому же кто-то находился рядом. Это успокаивало. Иногда казалось, что это рыжий котёнок, хотя и невидимый. Котёнок спокойный: он или спал, или начинал мурлыкать и тогда тыкал мокрым носом и царапал маленькими острыми когтями живот Иванова. Но больно не было. Иванову вообще не было больно. Он просто большей частью не ощущал себя физически.

Однажды, неожиданно выскочив из очередной галлюцинации, но всё-таки пребывая во сне, Иванов вспомнил, что совсем недавно его настойчиво спрашивали о каких-то цифрах. И даже не о каких-то, а о тех, которые он обязан помнить до конца жизни. К нему применили методы профессионального допроса: уж в этом он знал толк; но не узнавал место проведения мероприятия, хотя люди, осуществляющие специальную процедуру, были до боли знакомые. Но сейчас не вспоминались их имена и фамилии. Да и Иванов: неужели правда Иванов? И ещё он забыл своё звание. Это совсем стыдно.

Иногда в мозгу появлялась какая-то «глиняная шуба». Причём возникали не слова, скажем, напечатанные или написанные от руки, – он видел шубу. Не вылепленную и сфотографированную, а нарисованную и многократно копированную в стиле «их разыскивает», к тому же в светящейся резной раме. Откуда это?

Он не был любителем абстрактных полотен, заумных инсталляций и интуитивных нагнетаний. Просто, наверное, что-то повредило голову. О таких случаях он знал по работе.

Подобное бывает вследствие проникновения в глубокие слои мозга посторонних веществ. Глубокие не физически. Череп ломок, а мозг состоит из жирных тканей и легко повреждается любым твёрдым предметом, которым может размахивать всякий идиот. Нет, глубоко – в смысле иерархии мозговых структур.