Сноходцы связаны с пространством сновидений сильнее, чем прочие люди: уж слишком глубоко они погружаются во сны, слишком в них верят. Эта вера способна творить чудеса. А ещё эта вера способна превращать даже полностью здоровый организм в развалины – если сноходец слишком сильно прочувствует травмы, наносимые ему во сне. Это не фантомные боли – это настоящее саморазрушение.
Пострадавшего сноходца пока удерживали от пробуждения – его раны ещё не зажили, истерзанный разум ещё не успокоился. Его близким наяву – если они у него были – его затяжной сон должен был казаться чем-то вроде комы или летаргического энцефалита. По крайней мере, так выразился Куратор. Марина не стала уточнять. Её челюсти отказывались двигаться, а голос – звучать.
Несколько ночей прошли образцово-показательно: тренировки и отдых, отдых и тренировки. Если бы добросовестность шла в зачёт, Марина уже размахивала бы здоровенным мечом. Но в действительности ей пока не удалось материализовать даже маленькую булавку. Возможно, потому что холодное оружие как бы подразумевало: «Хэй, я готова сражаться, я готова приблизиться к кошмарам – или подпустить их к себе – на расстояние удара!» Марина не была готова.
Пробовала и более безобидные материализации – её первой фантазией была палитра на тысячу красок. Не чтобы рисовать, а чтобы хоть посмотреть, как будут выглядеть все эти переливы оттенков. Результат оказался всё тем же – нулевым.
– Ну что ж, зато мне не грозит работа Проектора! – Марина старалась быть оптимисткой. Даже бьющую в голову молнию она попыталась бы воспринять как красивое природное явление и порцию дармового электричества в придачу.
Проектором стать совсем не хотелось – судя по всему, это была самая простая, но и самая скучная работа. Если вкратце, то Проекторы видели во сне башню. Если подробно, то проекторы видели во сне башню… собственно, вот и всё, тут нечего было добавить. Их сны о башне поддерживали её жизнь и не давали ей разрушаться. Очень важная специальность, на самом деле. И требовавшая изрядного мастерства – продвинутых навыков концентрации и материализации. Но всё же Марина автоматически занесла её для себя в запасные варианты. Последний из запасных.
Итак, очередная безбашенная ночь – в плохом смысле. Сон тоже выдался дурным: его можно было описать одним словом – «холод». Бескрайняя сине-серебристая пустыня изо льда и снега. Чёрное небо. Ни одной живой души вокруг. И даже ни одной неживой. Единственная надежда чуть-чуть согреться – белевшая вдалеке ракета.
В этот момент Марина поняла, что сон закинул её на Нептун. И пускай заснеженная планета была не похожа на настоящий Нептун, а законы физики в очередной раз оказались попраны, искривлены и осмеяны – всё в порядке, у мира снов свои законы. Доктору наук запросто может присниться плоская Земля.
Путь до ракеты был долгим – расстояние будто не сокращалось, а растягивалось. Конечности уже почти не гнулись. Ледяной воздух грозил выморозить все внутренности. Марина с тоской вспомнила огонь Куратора: сейчас она не то что руку туда сунула бы, а вся целиком постаралась бы залезть в оранжево-красное пламя. Хм. А это идея! Можно ведь потренировать материализацию на огне…
…а, нет, нельзя. Ни единой искорки. Десяток провальных попыток тонко намекнул, что до кураторских умений ещё расти и расти.
Тут бы и приуныть – но вместо грусти Марина почувствовала бодрящую злость. Не ту, которая перекашивает лицо и прорывает плотину ругательств, а ту, которая встряхивает за шкирку и толкает вперёд, навстречу цели. Марина заслонилась рукой от очередной атаки метели, наклонилась против встречного ветра и зашагала быстрее.
